— Ты делал вид, будто тебе нравится Клэр, потому что думал, я на это не пойду. Ты ей понравился, я знаю.
Глупо, подумал Тоби. Неверная тактика.
— Глупо, — сказал он вслух. Но теперь он старался одновременно и успокоить ее, и возбудить. Он целовал ее соски и чувствовал, как по ней волнами пробегает дрожь. Нежно поглаживал вдоль стерженька позвоночника. От ее тела шел чудесный запах цветущего боярышника. Пытаясь отогнать ужасное видение: Аманда врывается к ним в комнату (хотя в глубине, души он знал, что не ворвется), он обнял Мейзи и, склонившись над ней, увидел в лунном свете, что она закусила губу.
Немного спустя он крепче притянул ее податливое тело, вытянулся с нею рядом, положил ее ногу себе на бедро.
— Ну, так лучше?
Теперь ее можно было целовать в губы.
— Я люблю тебя, люблю, — шептала она.
Он взял ее и услышал негромкий вскрик боли и радости.
— Малыш… — Он и в такую минуту назвал ее этим обыденным, ни к чему не обязывающим словом.
Потом, после всего, он отодвинулся, положил ее голову себе на плечо.
Когда она ушла, низменный страх охватил его и он включил свет. Но на простыне остались лишь две капельки крови — нет, это подозрений не вызовет. Ему хотелось поразмыслить о случившемся, но еще больше хотелось спать. И это последнее желание одержало верх.
На рассвете Тоби проснулся, насмерть перепуганный: что же он натворил? Ведь Мейзи совсем не то что девицы, с которыми ему время от времени доводилось переспать — просто чтобы удовлетворить собственную потребность. Но почему его поместили по соседству с ней? Возможно ли, чтобы это было сделано с ведома Аманды? Безусловно, нет. Ей это ни к чему. Он же ничего не может предложить Мейзи. Тогда что же, Аманда просто потворствует всем желаниям дочери? А может быть, она не думает, что дело у них зашло так далеко, и просто проявила к нему доверие? Как же он сегодня посмотрит Мейзи в глаза? До семи Тоби вертелся с боку на бок, потом заснул как убитый и спал до тех пор, пока в комнату к нему не вошла горничная с подносом: так ему дали понять, что вставать незачем — здесь все завтракают в постели.
Когда он спустился в гостиную, Мейзи уже ждала его: глаза ее сияли, лицо пылало, словно закатное небо над заснеженным простором. На ней была та же юбка и та же кофточка, что вчера. (Может быть, она их надела на счастье?) Мейзи взяла его руки в свои.
— Тоби, Тоби, Тоби, Тоби, Тоби.
— Милая…
И больше они ничего друг другу сказать не успели — вошла Аманда, за нею Эдуард.
— Снова прекрасный денек! Вы чудесно проедетесь.
— Выедем в одиннадцать, — сказал Эдуард. — Поедем не торопясь, дорогой сделаем остановку, выпьем по кружке пива. Вас это устраивает, Тоби?
Тоби ответил, что устраивает. А вообще он и сам не знал, чего хочет — уехать или остаться здесь навсегда.
— Смотрите, не вздумайте тревожиться, — вдруг сказала Аманда с ударением, словно ясновидящая. — Все будет в полном порядке.
— Безусловно, — подхватила Мейзи.
Прощаясь, Тоби поцеловал ее при всех.
— Можете и меня поцеловать, — сказала Аманда. — Изредка я дарую людям такую милость, впрочем, сейчас это все больше входит в обычай. Прямо восемнадцатый век, а?
Он коснулся губами ее пористой щеки. Что будет дальше, он и сам не знал, а пока его распирала радость, бездумная и беспечная.
— Я буду держать с тобою связь, — сказала Мейзи. — Ты когда едешь домой?
— Как только объявят результаты. Плюнуть на них у меня не хватает духу, вот Боб плюет, но ведь ему, собственно, беспокоиться не о чем.
Тоби и Эдуард ехали сквозь мягкое утро, и небо над ними было, как на картинах Констебля. Эдуард рассказывал о знакомых актерах и актрисах; судя по всему, нравились ему только трое из них. Слишком многие актеры стараются думать, а, по его мнению, это не их дело; особенно не по душе ему были такие, кто требовал от него заменить то или иное слово в их роли, потому что они, видите ли, «не могут его произнести».
Тоби слушал как завороженный.
— Это может показаться странным, — продолжал Эдуард, — но я терпеть не могу все, что связано с театром. Терпеть не могу репетиции, хотя считаю, что, если не буду на них присутствовать, мне это выйдет боком. Терпеть не могу ходить после спектакля за кулисы и расточать неискренние комплименты. Терпеть не могу запах грима. Доволен я бываю, только когда сижу в зрительном зале. Да и то не всегда.
Ехал Крейн действительно не торопясь, на одной и той же скорости. Чувствовалось, что он заранее рассчитал, сколько времени займет эта поездка. Когда они подъехали к Линтону, он взглянул на часы.
Читать дальше