Пришлось пойти навестить Илонку. Рынок на ее улице начинал работать в семь утра. Проститутка-пенсионерка в толстых очках, из-под которых блестел яркий макияж, поменяла место обитания и с близлежащей блядской улицы переместилась на базар. Она верещала над тележкой клубники: «Купи-и-ите, купи-и-ите моей клубнички слаще письки! Кто лопает клубничку, весел как птичка!!!» Малейшие изменения в ее репертуаре вызывали гул одобрения среди торговцев, до одурения повторявших: «Рыба, дешевая рыба! Бананы почти даром!» Я встречала ее вечером, пьяную, далеко от этих мест, рядом с Бульварами. Она шла, вызывающе размахивая сумочкой и задевая прохожих. Остатки локонов подрагивали на лысеющей голове. Вылитая госпожа Тетчер.
У Илонки пировали. Она работала, склонившись над компьютером в комнате рядом с кухней. Поденщица двадцатого века, берущая работу на дом. Гости угощались картошкой и дешевыми дынями с рынка.
— Налейте себе чаю! — крикнула она и вернулась к надомному труду: тук-тук-тук. Двое русских закурили на десерт вонючие косяки и, шаркая, вышли. Над холодной картошкой в мундире остался поляк. Это был фотограф, пытавшийся устроить во Франции свою выставку или получить стипендию. Перед едой он снял колье из фотоаппаратов. На пропотевшей майке остался только кулон экспонометра. Он взял в руки картошину. Икнул, глядя на нее. Я привыкла к пьяным монологам Илонкиных гостей.
— О подземная богиня! — решительно произнес фотограф. Определенно, он чего-то добивался. Голос его дрогнул. — Многоглазая, многогрудная — нет, многогрудая, — поправился он, покосившись, слушает ли Илонка. — Питающая, округлая, тучная, — он повертел картошину. Он угодил в самую точку: Илонка вздрогнула при слове «тучная». Она безрезультатно пыталась похудеть.
— Мать наша подземная, кормилица. Богиня Кибела. А мы, вместо того чтобы смиренно опуститься перед тобой на колени в бороздах, задираем головы и говорим евреям… иудейскому богу: Отче наш…
Фотограф с почтением положил картошину на тарелку. Илонка стучала еще громче. Не дождавшись ее милостивого взгляда, он вышел, хлопнув дверью.
— А этот чего?
— Наверное, ревнует, — Илонка заперла дверь на ключ. — Ты ничего не знаешь? Куда ты подевалась?
— Работала. А что я должна знать?
— Я выхожу замуж. В синагоге, — спокойно сообщила она. Огласила неизбежную действительность. После двух-трех неудачных помолвок она жила в святом воздержании. И вот вдруг…
— Блин! — вздохнула я. — За кого?
— Милейший парень. Инженер из Лиона.
— Инженер? — что-то тут было не так. Поэтичная Илонка и инженер? — Где вы познакомились?
— Он знакомый моих кузенов.
— Тех, что устроили меня на работу в отель?
— Угу. Говорю тебе, он чудный.
— Не скучно тебе будет с инженером?
— Но ведь это здорово — взаимно дополнить друг друга.
— Разминуться, — бессмысленно договорила я. Инженер много зарабатывает, деньги скучными не бывают.
Свадьба должна была состояться через два месяца. Церемонии с балдахином и раввином пожелал инженер. Для неверующей Илонки, воспитанной в фундаменталистски-светских школах Франции, обряды были экзотикой. Битье рюмок, ритуалы на древнем языке она воспринимала постольку, поскольку они касались ее свадьбы. С тем же успехом церемония могла быть на суахили. Она немного боялась встречи с раввином. Обрадовалась моему визиту. Подумала, что если я защитила диплом по иудео-христианскому гнозису, то сумею помочь ей пройти добрачное обучение.
Раввин захотел видеть невесту. Илонка надела длинное яркое платье, заплела косу и накинула купленную на базаре кофту. Примерно так мы представляли себе приличную довоенную невесту из местечка.
Раввин был реформистский и неортодоксальный, визит перед браком — формальностью. Я ждала в коридоре раввината состоятельного XVI района. Из-за дверей кабинета доносился все более раздраженный мужской голос:
— Все сейчас ломятся жениться в синагогу. Их нет ни в каком списке! Они путают микву с мицвой — какая разница, раз это модно!
— Важна духовность, — вставила Илонка.
— О чем вы говорите? Вы понятия не имеете, что такое духовность! Вы даже на стол не можете подать на шаббат!
— Простите, пожалуйста, но вспомните Симону Вайль. Она еврейка, но ее духовные искания охватывают более широкую духовную сферу, они привлекают христиан и людей неверующих.
— Что-о-о?! — праведный гнев потомка рода Леви сотряс стены кабинета. — Что вы мне тут в пример приводите! Симона Вайль, эта недоделанная психопатка?!
Читать дальше