Нагиб Махфуз - Зеркала

Найти правильное решение этих вопросов — совокупная задача египетской общественности; конечно, одному писателю она не под силу. Но Нагиб Махфуз смело ставит их в своих «Зеркалах», в романах «Любовь под дождем» и «Пансионат „Мирамар“», и в этом его огромная заслуга перед египетской литературой.

«Израильская агрессия в июне 1967 г. была для нас ударом молота по голове, после которого долго звенит в ушах, — сказал писатель. — Но наша литература преодолевает кризис. Она начинает рассматривать проблему в перспективе борьбы, отражает в той или иной степени горечь поражения».

Роман «Зеркала» содержит тяжелые раздумья писателя о судьбах своей родины. И в то же время, несмотря на широкую панораму жизни, нарисованную автором, в ней чего-то недостает. Она похожа на панораму города, где едва ли не все здания одной высоты, нет ни минарета мечети, ни колокольни, ни пожарной каланчи — почти ничего, что возвышалось бы над серыми, густо заселенными кварталами. Дело, очевидно, в том, что писатель, создавая свои «Зеркала», преследовал цели обличения пороков египетского общества. Конечно, не все египтяне причастны к той коррупции, бюрократизму, разложению, которые начали проявляться в египетской жизни к моменту выхода романа в свет. Как талантливый художник, он оказался в какой-то степени и провидцем. Пороки, обрисованные Нагибом Махфузом в его романе, с особой остротой стали заметны в последующие годы, когда в результате проводимой президентом А. Садатом политики «открытых дверей» в стране произошло оживление частного и иностранного капитала. «Жирными котами» прозвали египтяне нажившихся нечестным путем нуворишей, подчеркнув тем самым неприятие этой политики.

Еще в романе «Пансионат „Мирамар“» (1967) писатель создал образ врага египетской революции. Это бывший крупный землевладелец и королевский чиновник Талаба Марзук. Революция национализировала его собственность, и он превратился в противника нового строя. Марзук сожалеет, что США не установили мирового господства, когда монопольно владели атомной бомбой. Он мечтает, чтобы американцы правили Египтом через «умеренное» правительство.

Прочитав подобные мысли в романе Махфуза, египтянин невольно задумается над положением в своей стране, где в результате отказа от политики ориентации на социализм, проводившейся президентом Насером, а также капитулянтского курса президента Садата произошел надлом в психологии значительной части интеллигенции. Эти события не могут не вызвать тревожных размышлений у честных людей, на глазах которых совершается отход от моральных, политических, наконец, философских ценностей египетской революции.

Именно за эти ценности боролись лучшие представители египетской культуры. И среди них почетное место всегда принадлежало Нагибу Махфузу.

Впервые имя доктора Ибрагима Акля я встретил в статье профессора Салема Габра. Не помню уж, о чем шла там речь, но доктора Акля называли в ней выдающимся умом, который произвел бы идейный переворот в нашей культуре, если б не гнусная клевета, пущенная о нем в тот период, когда его положение еще не было прочным. Клеветник, личность весьма беспринципная, утверждал, что в докторской диссертации Ибрагима Акля, защищенной им в Сорбонне, содержались нападки на ислам. Пресса развернула против доктора яростную кампанию. Его обвиняли в богохульстве, в преклонении перед взглядами европейских ученых, в попрании ради докторской степени религии и национального достоинства. Требовали увольнения его из университета. Это сильно подействовало на доктора Акля. По натуре он не был борцом и не посмел бы бросить вызов общественному мнению: он боялся потерять свою должность, единственный для него источник средств к существованию. Он отрицал предъявленные ему обвинения, доказывал свою приверженность вере. Ему пришлось обратиться к друзьям по университету и коллегам, в первую очередь к доктору Махеру Абд аль-Кериму, с просьбой положить конец всей этой шумихе.

В 1930 году, когда я поступил в университет, доктор Ибрагим Акль занимал там должность адъюнкта. Видимо, пережитые неприятности научили его осторожности. Все свое внимание он сосредоточил на преподавательской работе и не принимал никакого участия в общественной жизни. Мы, студенты, находили его скучным, суховатым человеком. Лекции доктора Ибрагима Акля по большей части сводились к общим рассуждениям и не содержали той богатой информации, которой были насыщены лекции других преподавателей. Он был еще не стар — сорок с небольшим, здоров, полон сил. В студенческой среде он вскоре стал предметом насмешек и героем анекдотов. Однажды во время лекции я спросил его: