С тех пор он стал живо интересоваться общественной жизнью и политикой, которой раньше всегда чуждался и которая настигла теперь его в собственном доме. Изредка, когда ему позволяло время, мы встречались в спортивном клубе Маади. Знакомство с Суруром продолжали поддерживать главным образом я и Реда Хаммада. Халиль Заки, не питавший к Суруру по-настоящему дружеских чувств, виделся с ним только по делам, поскольку сам работал тогда в госпитале Каср аль-Айни. Сурур же ко всем относился с сердечной теплотой и был искренне опечален гибелью Шаарауи Фаххама и смертью Гаафара Халиля. А если при нем упоминали имя Ида Мансура, смеясь говорил:
— Проклятый Шейлок!
Именно в этот период Реду Хаммаду постигло большое горе: он потерял сына и жену. Это сблизило его с Суруром.
Известие о наделавшей много шума закупке оружия у Чехословакии подействовало на доктора Сурура удручающе.
— Это первый шаг к коммунизму, — уныло ворчал он.
А после тройственной агрессии и состоявшегося затем отвода вражеских войск Сурур сказал:
— Если б не Соединенные Штаты, нам бы несдобровать.
— Но советский ультиматум… — возразил я.
Однако он не захотел дослушать меня и все твердил:
— Мы не должны пренебрегать дружбой американцев.
После того как были опубликованы социалистические законы [54] Имеются в виду принятые правительством президента Насера в 1961–1963 гг. декреты о государственном секторе экономики, о национализации банков и многих частных промышленных и торговых компаний.
, страх и тоска больше не покидали доктора Сурура.
— Ведь ты специалист, ты всегда заработаешь себе на жизнь, — утешал я его.
Но он только горестно вздыхал:
— Не осталось ничего святого.
А однажды вдруг сказал:
— Жена советует мне эмигрировать.
— В этом нет никакой нужды, — возразил Реда Хаммада.
— Социализм, — ответил Сурур, — враждебен ко всем, кто сумел получить образование. Ведь новый режим пришел к власти силой оружия, а не с помощью науки.
— А как же, по-твоему, бороться с нищетой в Египте? — спросил я.
Его ответ поразил своей наивностью:
— Каждый должен занимать в жизни место, соответствующее его способностям. Так повелел премудрый аллах!
Я понял, что при всей своей учености и добродетелях он совершенно не сведущ в социальных и политических вопросах. Прекрасный, нужный людям специалист, он страдал духовной слепотой и был не способен понять, что он не отдельно существующая независимая личность, а клетка огромного социального организма, функционирование которой неразрывно связано с жизнедеятельностью этого организма. Вот почему красивый, здоровый и высокообразованный доктор Сурур стал чахнуть и хиреть по той единственной причине, что твердой рукой были отобраны излишки у тех, кто владел всем, и отданы миллионам голодающих. И мне было страшно горько, когда после 5 июня 1967 года я услышал в его голосе ноту злорадства, которое он был не в силах скрыть. Я поделился своим огорчением с моим другом Кямилем Рамзи, и тот сказал:
— Не удивляйся и не огорчайся. Надо глядеть в лицо истине, как бы она ни была горька. Идет непримиримая борьба. Противниками в ней выступают, с одной стороны, русские и социалисты-арабы, а также те слои народа, которые увидели в социализме воплощение их мечты, а с другой — американцы, Израиль и те, для кого социализм стал препятствием на пути к удовлетворению их корыстных устремлений.
— А как же родина и патриотизм? — спросил я.
— Изменилось само содержание понятия родины. Оно означает теперь вовсе не территорию, имеющую определенные границы, а духовную сферу, границами которой служат взгляды и убеждения!
Надолго запомнилась нам эта студентка, хотя училась она на факультете всего лишь год. В 1930 году у нас было около десяти девушек. Большинство из них были воспитаны в традиционном духе. Одевались скромно, украшений не носили, в аудитории всегда садились в первом ряду, отдельно от юношей, словно в женской половине трамвайного вагона. С нами они не разговаривали и даже не здоровались. Если же нужно было о чем-то спросить или, скажем, взять взаймы тетрадку, они делали это с величайшим смущением и робостью. Подобные случаи обычно привлекали к себе всеобщее внимание, вызывали много толков и пересудов.
В этой атмосфере чопорности и принужденности Суад Вахби сверкнула, как упавшая с неба звезда. Она была самой красивой из девушек, выше ростом, с более развитыми формами. Но ей этого казалось мало, и она слегка подкрашивала губы и щеки. Платья носила очень узкие и ходила, покачивая бедрами. Нарочно появлялась в аудитории с опозданием, когда все уже сидели на местах, а профессор был за кафедрой. Влетала, бормоча извинения, и ее пышная грудь подрагивала от бега. В рядах возникало оживление, студенты начинали гудеть, как пчелиный рой. Имя девушки быстро приобрело известность и неизменно сопровождалось шутливыми эпитетами и остротами. Студенты называли ее «тетушкой Суад», «многомудрой Суад», а завидев ее издалека, принимались декламировать: «И вот явилась нам Суад!..» В отличие от других студенток Суад вела себя весьма смело, с нами держалась свободно и откровенно любовалась собой. Громко спорила с профессорами и вообще чувствовала себя центром мироздания.
Читать дальше