Сергей Саканский - Гудвин, великий и ужасный

Последним членом этой странной компании была собачка, маленькая черная болонка. Она как раз и явилась тем самым персонажем, который прекратил существование Гудвина в качестве правителя Изумрудного города. В тот самый момент, когда тот весело и искренно демонстрировал свои чудеса, собачка вбежала за ширму и укусила его за ногу. Так всем и открылось, что никакой он не волшебник, а просто жалкий трюкач, усвоивший лишь азы циркового мастерства.

Собрались в путь. Из пяти бочек соляной кислоты и трех дюжин цинковых слитков добыли водород для шара. Но в тот самый момент, когда Дороти стала произносить прощальную речь, словно бог из машины, налетел ураган, уже не раз действующий в этом повествовании. Шар сорвало с веревок и унесло ввысь. Гудвин опять валялся на дне корзины, писался, опять выгладывал за край. В конце концов, его вывалило на какую-то обетованную землю. Земля оказалась Техасом. Шар приземлился на окраине Мемфиса, по счастью, его никто не видел. В данном случае, пассажира этого шара вряд ли бы кто принял за волшебника, скорее, за воздухоплавателя, или, может быть — за идиота.

Джеймс Гудвин вошел в Мемфис пешком, неся на плече холщовый мешок. В этом мешке была горбушка хлеба, засохший кусок сыра и три килограмма изумрудов. Гудвин приобрел антикварную лавку, женился и зажил обыкновенной жизнью провинциала и обывателя. Единственной отрадой, кроме ежемесячные дебетов-кредитов, были ночные оргии с молодой женой, которая, хоть и была полностью фригидной, но стала замечательным предметом для воспоминаний о гареме Изумрудного Города: Лейла, Зульфия, Гюльчатай…

Худая смуглокожая Лейла, неумело работающая руками… Светловолосая голубоглазая Зульфия, застенчиво раздвигавшая ягодицы… Кряжистая, мясистая, с тыквенными грудями Гюльчатай, робко открывавшая рот… И лишь только Шурочка, милая моя, искренняя — делала все просто, чисто по-человечески, совершенно без всяких фокусов…

Здесь наш рассказ мог бы подойти к концу, если бы не случилось удивительного события, с которого наш рассказ именно только и начинается.

Как-то ночью, изрядно напившись виски, Гудвин решил написать стихотворение. Но, вместо стихов, удивительным образом пошла проза, изумительная проза — о Волшебной стране, обо всех его приключениях… Гудвин заперся в мансарде на неделю. Жена повела дела в лавке, а он ничего не ел, не пил — только писал. Получилось нечто сногсшибательное, фантастическое, пусть и довольно плохо написанное, но все это было правдой. Отнеся свою рукопись в ближайшую редакцию, он получил немедленное одобрение: не прошло и месяца, как книгу напечатали.

Проблема была только в одном. Поскольку он сам являлся главным героем этого повествования, то должен был выбрать одно из двух: либо заменить свое имя в тексте, либо подписаться псевдонимом. Будучи последним представителем рода Гудвинов, он не хотел терять свое имя, поэтому избрал первый попавшийся псевдоним — некто Баум, что по-немецки означает дерево.

Почему, собственно, дерево? Может быть дело в том, что дерево представляло собой обобщающую метафору всей его жизни, ибо во всей своей жизни он как будто бы забрался на дерево, а потом слез с него, — вот почему и получился некто Баум. А может быть, просто потому, что это было единственное слово, которое Гудвин знал по-немецки…

Книга имела потрясающий успех. Разойдясь тиражом в 10 тысяч экземпляров, что было удивительно — как для того времени, так и для той малочитающей страны — она потребовала второго тиража, и издатель, некто Волкфер, предложил сочинить продолжение, основав тем самым популярный сериал.

Гудвин опустил свою жену вниз, в лавку, а сам прочно обосновался наверху. Он стал писать и писать. Он писал о новых приключениях Дороти, Страшилы, Дровосека и т. п. Каждая его последующая книга получалась хуже предыдущей, что совершенно естественно для сериалов. Читательская масса с нетерпением ждала новых книг, а прежние переиздавались значительными тиражами.

Гудвин стал знаменитым писателем, что полностью удовлетворило его детскую мечту о славе, но таким, как видите, сложным, извилистым путем.

Есть писатели, которые просто рождаются и пишут. Им не нужно болтаться на воздушном шаре, попадать в какие-то дальние страны, а просто встать и идти к столу, ибо путь к столу, господа, самый короткий. Остановитесь и перечтите эти слова.

Как-то раз, хорошенько нажравшись виски со своим редактором Вольтем, Гудвин простодушно признался ему, что все, что он пишет, является сущей правдой. Вольк поглядел на него долго и пристально, затем доверительно пальцем у лба покрутил, сказал: это не я о тебе так думаю, так о тебе люди подумают. Я-то может быть, тебе и верю: слишком хорошо ты пишешь, чтобы это было вымыслом.