Бернард Маламуд - Самородок

Кроме дочки, я почти ни с кем не виделась, главным образом читала для общего развития, хотя временами это было невыносимо, особенно до двадцати и немного после двадцати. И не так уж мало времени ушло у меня, чтобы избавиться от чувства вины и не считать девочку виновницей моих бед. В конце концов я справилась, и скоро ее любовь ко мне и моя — к ней компенсировали все, что я перенесла и выстрадала. И все-таки я была привязана к времени — не столько к прошлому и не к надеждам на будущее, еще очень далекое, — просто к тому, что сейчас и здесь. Годы быстро промчались, и наступила перемена, скорее награда за такое долгое терпение. Скорее, чем я предполагала, дочка выросла, стала молодой женщиной и, словно оправдывая мои надежды, влюбилась в удивительного мальчика и вышла за него замуж. Как и я, она стала матерью, когда ей еще не было семнадцати. Внезапно, куда ни посмотри, все оказывалось завтрашним днем. Наконец я была свободна и продолжила жизнь с той точки, где оставила ее одним летним вечером, когда пошла погулять в парке с незнакомым человеком…»

Рой дочитал до последней страницы, где Айрис еще раз упомянула о том, что она бабушка. Скомкав письмо, он швырнул его в стену.

Утром, когда должна была состояться игра, на всех трибунах Найтс-Филда вспыхивали драки. Повсюду летали шапки, бутылки, огрызки яблок, кожура бананов и раздавленное содержимое пакетов с ленчем. Фанат в одной из лож, получив камнем по голове, обливался кровью. Два специально назначенных копа бросились вверх по ступенькам и схватили малого в очках, на вид невинного агнца, но его карманы были набиты камнями странной формы. Копы стащили его с трибуны, хотя он вопил, что собрал камни для своего сада, и, раскачав, вышвырнули из парка. Этот малый из Питтсбурга на чем свет стоит поносил «Рыцарей». Шофер фургона, огорченный тем, что не попал на игру, остановил его захватом сзади и ударил собирателя камней головой о тротуар. Так что у того вдребезги разлетелись очки. Выплюнув с кровью два зуба, малый сидел, всхлипывая, до приезда «скорой».

Большую часть утра солнце пряталось за облаками. День был холодный, футбольная погода, но трибуны разукрасили разноцветными флагами, над главной трибуной реяли большие стяги, и толпа орала осипшими голосами. Администратор пытался утихомирить фанатов, но их было слишком много, так как Судья продал сотни дополнительных билетов, и обладатели стоячих мест рыскали взглядом по трибунам в поисках освободившихся. Фанаты «Рыцарей» держались очень беспокойно; из-за взлетов и падений команды у них перенапряглись нервы. Кое-кто из мрачных джентльменов отчаянно чехвостил Роя, называя его болваном за то, что он заболел от обжорства. Но защитники Роя говорили, что организм Большого Человека сжигает пищу так быстро, что он нуждается в большом ее количестве. Вину они возлагали на ресторанную еду. Обвинявшие желали знать, почему никто из участников вечеринки не заболел. Им отвечали, что «Рыцари» без Роя были бы на самом дне. Тот, кто позволил себе критиковать его, схлопотал по уху. Критикана схватил коп и за шкирку оттащил к выходу. И все-таки хотя фанаты явно чувствовали себя не в своей тарелке и цапались между собой, они выступали единым фронтом в вопросе о ставках. Многие пессимистично качали головами, но, пересчитав семь чистых побед над «Пиратами» и взяв в расчет то, что Хоббс вернулся, тянули руку к карману. На трибунах было не так уж много болельщиков «Пиратов», но каждый заработанный тяжким трудом бакс они быстро ставили на кон.

Отто Зипп сидел, как маленькая гора, за оградой слева и читал спортивную страницу своей газеты.

Он не смотрел ни направо, ни налево, а если кто-нибудь пытался завести с ним разговор, сразу отбривал его. Потом, когда от него меньше всего ожидали этого, он пронзительно дудел в свою дудку: «На падаль его, трупоедам!» И сразу возвращался к спортивной странице.

Потянувшись к клубу, игроки очень удивились, увидев Роя. Он был в своей форме и полировал Вундеркинда. Ребята поздоровались с ним, только и всего. Флорес смотрел себе под ноги. Некоторые испытывали неловкость из-за того, что не приходили к нему в больницу. В душе они были рады, что он здесь. Элие Стаббз и Олсон даже начали дурачиться. Рой подумал, что они так не веселились бы, если бы знали, что у него руки-ноги ватные и он страшится игры. Судья просто сумасшедший: готов заплатить ему тридцать пять тысяч за то, чтобы он не пробил, когда Рой не чувствовал в себе силы даже поднять биту. Он надеялся, что Поуп догадается, как он слаб, и оставит его на скамье. Вот уж он посмеется над Судьей — и поделом этой гниде! Поуп даже не посмотрел в сторону Роя. Он прошел прямо к себе и захлопнул за собой дверь, что было очень на руку Рою.