Бернард Маламуд - Самородок

Первоначальных фанатов «Рыцарей», тех, кто раньше приходил посмотреть на их страдания, теперь разбавило новое племя, готовое подбадривать ребят. Про овощи забыли, даже для судей, и публика поддерживала ребят, раздражая приезжие команды обидными словами, свистом, язвительными шутками — всем тем, из-за чего питчеры команды соперников нервничали, а то и выходили из строя. Теперь старые приверженцы пустились во все тяжкие — повар-венгр перекукарекивал целое стадо здоровенных петухов. Глория, дама вестибюлей, приобрела новую доходную клиентуру, а Сэди Саттер забросила Дейви Олсона и теперь колотила в свой безумный гонг во имя героя дня. «О, Рой, — своим жирным голосом гоготала она, — ну обойми ж меня!» — и стадион взрывался бурным хохотом. Победа была сладка, но только не для Зиппа. Он больше не приходил на матчи. Кто-то встретил его, когда он выходил из метро в Канарси, и спросил, почему его не видно, но карлик только с отвращением взмахнул пухлой ручкой. Никто не догадался, что Зипп хотел этим сказать, а его клаксон пылился на чердаке его дома.

Даже погода стала лучше, более умеренной после невыносимой жары начала лета. Дождей выпало ровно столько, сколько было нужно, чтобы трава оставалась сочной и зеленой и не сбивалась в кустики, меняющие направление катящегося или прыгающего по земле мяча. Поуп скоро проникся духом побед, меньше поддавался мрачным размышлениям, и с ним стало легче иметь дело. Он размотал засаленные лохмотья на своих пальцах и начал обмывать их под струей воды в фонтанчике. Руки его зажили, зажило и сердце, поэтому даже в минуты труднейших схваток он выглядел вполне довольным. Теперь Поуп стал терпеливым, но самым удивительным было то, что складывалось впечатление, будто он никогда и не был другим. Случись игроку дать маху и подыграть сопернику, Поуп уже не изрыгал проклятий, а лишь сочувственно покачивал головой. Иногда, к изумлению провинившегося, он похлопывал его по спине. Раньше скрипучие вопли Поупа разносились повсюду: на поле, в дагауте, в клубе, у мешков на базах, звучали в снах игроков, а теперь он не поднимал голос даже на кота Диззи, когда тот обмочил его туфли. Больше никто не дразнил и не разыгрывал Поупа, и все его тактические планы выполнялись неукоснительно и, как правило, успешно. Он держал руль в своих руках. Мышцы у него расслабились, от гипертонии не осталось и следа, а на звезду команды он смотрел с любовью.

По мере того как росла слава Роя, про Бампа постепенно забывали. Фанаты уже не путали талант с гением. Когда звучал радостный хор приветствий, они приветствовали только Роя Хоббса. Люди интересовались им, хотели знать подробности его жизни и карьеры. Репортеры не отставали от Роя, добиваясь информации, а Макс Мерси, почему-то считавший, что обязан знать о Рое гораздо больше, чем знал, буквально рыл землю, но не мог найти ничего особо ценного. Известно было только то, что Рой сначала играл в мяч в команде детского приюта, что отец его — рабочий — постоянно искал работы на стороне, а мать, по слухам, была актрисой в бурлеске. Рой, скупой на факты, не подтверждал ничего. Мерси разослал анкету в тысячу газет на Западе, но не нашлось ни одного местечка или города, который назвал бы героя своим.

Однажды Рой увидел Мемо на одной из домашних игр. Однако вопреки обыкновению она сидела не в ложе для жен. Потом, случайно встретив ее в переполненном гостиничном лифте, где их прижали друг к другу, он вышел на ее этаже. Взяв Мемо за руку, Рой сказал:

— Мемо, я не знаю, что еще сделать, чтобы показать тебе, как я сожалею о том времени и как тяжело у меня на сердце.

Но Мемо неподвижно смотрела на него сквозь слезы.

— Я принадлежу только мертвому.

Рой подумал, что должен заставить ее забыть. Если она согласится выходить с ним, он развлечет ее в ночных клубах и на музыкальных шоу. Но для того чтобы осуществить это, парню нужны деньги, а на жалкие три тысячи он едва сводил концы с концами. Рой решил продавать свое имя и обратился в компанию, производившую спортивные товары, но ему платили всего пятьдесят долларов. В другом месте он получил костюм и пару туфель. Рой проконсультировался с агентом, и тот пояснил ему, что компании боятся, как бы он не оказался рыцарем на час. «Уйди пока в тень, — посоветовал он, — к концу сезона, если продолжишь играть, как сейчас, за тебя будут держаться двумя руками, и вот тогда мы возьмем свое».

Газетчики подсказали Рою, что делать дальше. Они обратили его внимание на то, как благодаря ему заполнились трибуны Найтс-Филда. Едва команда прибывала в какой-нибудь город, все билеты на игру моментально раскупались, и публика уж точно шла смотреть не стриптиз. Один из колумнистов (не Мерси) написал Судье открытое письмо, где выражал удивление, что такой отличный спортсмен, как Рой, получает самую низкую, ниже не бывает, плату. Между тем он играет лучше, чем многие из так называемых звезд, получающих сто тысяч. Роя обирают как липку, писал колумнист и призывал Судью сжечь старый контракт и вместо него подписать приличный. Ведь даже Бамп получал тридцать пять. Это и подстегнуло Роя. Он посчитал, что его деньги — это ровно сорок пять до конца сезона плюс гарантированный процент со сборов. Рой подумал, что если договорится об этих условиях и накопит денег, это не повредит его отношениям с Мемо.