Бумажный этот кораблик неспешно плыл по бюрократическому ручейку, застревая тут и там на разных корягах и мелях. Он так бы и сгинул где-нибудь в пути, если бы Прокопович не отыскивал очередное место затора и не пускал бумаги в дальнейшее плавание. Впрочем, делал это он не совсем бескорыстно, в надежде отщипнуть немного лавров от награды за находку раритета.
Тарасов совсем было потерял надежду на нужный исход, и проклинал все бюрократические препоны новой власти, которые мешали делу. Наконец, получив все требуемые резолюции и согласования, Прокопович позвонил Тарасову:
— Приветствую Вас, коллега! С Вас причитается: есть разрешение на допрос шпионки. Правда, с некоторыми ограничениями.
— Чудеса! А я уже потерял надежду добиться толку у ваших деятелей! Так что там за ограничения?
— Начальство требует, чтобы допрос проходил в нашем следственном помещении в моем присутствии. В том случае, если я сочту Ваши вопросы некорректными или затрагивающими интересы нашего ведомства, я вправе прервать допрос. Вместо протокола допроса Вы получите выписку из него, прошедшую цензуру моего начальства.
Тарасов мысленно выругался, но вслух заявил:
— Добро. Когда прикажете явиться для допроса?
На следующее утро Прокопович, зная своего коллегу как мастера сыска старой школы и стараясь задобрить его, предложил выпить по стопочке и покалякать о том, о сем, но сыщик наотрез отказался, ссылаясь на язву желудка. Хотя истинная причина отказа была другой: опасался он вести отвлеченные разговоры в стенах Управления внешней разведки: кто их знает, этих разведчиков, как они используют эти разговоры. Да и тратить время не по назначению означало сокращать допрос, на который он возлагал большие надежды. И, наконец, профессиональная гордость опытного сыщика не допускала терпеть фамильярность этого молокососа.
Прокопович давно не встречался со шпионкой, с ней работали другие следователи. Он не сразу узнал Дагмару, когда конвойные ввели ее в камеру. Перед ним была элегантно одетая и изысканно обутая, тщательно ухоженная дама. Волосы ее заметно подросли и были уложены в затейливую прическу. На лице — умелая косметика. Только взгляд ее, встреченный Прокоповичем, по-прежнему был снисходительно-насмешливым.
«Видимо, следователям, которые работают с ней нынче, тоже немало пришлось побегать по ее поручениям», — злорадно подумал Дмитрий Ефимович.
Представив Тарасова как следователя Уголовного розыска, Прокопович объяснил, что он будет вести допрос о судьбе бриллианта, пропавшего в Десятинном монастыре.
— Но я ведь уже сообщила Вам, что не имею никакого отношения к пропаже бриллианта и ничего не могу добавить к этому, — вспылила Дагмара.
Тут вмешался Тарасов:
— Не сердитесь, пожалуйста. Материалы следствия убедительно говорят о Вашей непричастности к пропаже бриллианта. Но Вы были в этот период в монастыре, знали всех участников тех событий. И имея в виду Вашу профессиональную наблюдательность, я уверен, что Вы заметили много такого, что другие упустили. Я очень долго добивался встречи с Вами и уверен, что усилия истрачены не напрасно.
Дагмара метнула зоркий взгляд и усмехнулась с хитринкой:
— Я не альтруистка. Какую пользу я буду иметь?
Тарасов, немного помолчав, ответил уверенно:
— У меня не так уж много возможностей, но я могу гарантировать, что если драгоценность будет найдена, Угрозыск направит в Управление внешней разведки письмо, оценивающее Вашу помощь в этом деле. Думаю, в Вашем положении оно будет не лишним.
Тарасов не был уверен, что ему удастся организовать такое письмо. Более того, он был уверен в обратном. Но сейчас это неважно, важно другое — во что бы то ни стало выпытать у шпионки все, что она знает по этому делу!
Дагмара оценила ход Тарасова. Шпионка почувствовала в следователе доку, и ей импонировало общение со специалистом своего дела.
— Спрашивайте, — разрешила она.
— Мне известно, что Вы спасли икону с камнем в окладе от конфискации. Значит, Вы держали икону в руках. Вы могли бы уверенно сказать, был ли в окладе бриллиант или страз?
— Конечно, это был страз.
— Это точно?
— Не смешите меня. Я достаточно опытна, чтобы не спутать драгоценность со стекляшкой, пусть даже хорошо обработанной.
— Я так и думал. Это подтверждает мою версию. Кто, по-Вашему, мог подменить драгоценность?
— Если исходить из того, что владелица передала игуменье настоящий алмаз, — а иное предположить невозможно, — то единственный человек, который имел возможность подменить его, — это реставратор Муралов.
Читать дальше