Дорис Лессинг - Бабушки (сборник)

— Минуточку, молодой человек, проявите уважение.

Он был полный, непривлекательный, наряд его смотрелся на нем нелепо.

Юнец посмотрел на меня:

— Чо?

— Здесь похоронен мой старый друг.

У него за поясом висел нож, рука потянулась к нему. Но парень наморщил лоб, видимо, пытаясь думать: я напомнил себе, что в наше время до них не сразу все доходит.

Так что я повторил:

— Здесь несколько дней назад похоронили моего друга.

Он посмотрел на уже поврежденную насыпь. Видимо, представил себе, что у него под ногами… и отскочил, отряхнул руки.

— Тогда ладно.

— Зачем тебе земля?

— У меня дом протекает. А из этой получается хорошая глина, если к ней подмешать немного меловой пыли, которую можно найти недалеко от побережья.

— Почему же ты не построил дом из камня?

— Да и этот нормальный, его просто нужно залатать.

Он зевнул, потянулся, сел на могилу. Девятого. Того инженера, который создал Водопад. Юноша достал из кармана кусок сушеного мяса и принялся есть. За деревьями совокуплялись. Теперь этим занимаются где приспичит. Парень, что сидел на могиле, увидев их, закричал: «Давай-давай!», и рассмеялся. А увидев мое лицо, помрачнел: «Да ладно, они просто развлекаются».

Я вспомнил, что мне напоминало его одеяние. Во времена правления первого Рода пришедшее из пустыни племя носило поверх свободных брюк подпоясанные туники из ткани песчаного цвета, теперь такой же наряд вошел в моду. Наверное, на проворных и гибких людях это смотрелось хорошо, но не на таком пузатом увальне.

— Ты, значит, из воинов Рода? — подшутил над ним я.

— Что?

Я пояснил. Парень заинтересовался:

— Елки зеленые, ты знал этого Рода?

— Он жил четыреста лет назад.

Он опять не понял и нахмурился. Тряхнул головой, словно стараясь выбросить из нее все услышанное, и поднялся. Барахтавшаяся в кустах парочка закончила свое дело и подошла к нам, они были растрепаны, но не переживали из-за этого.

— Набрал земли? — спросила молодая женщина.

— Да бери, — сказал я, — когда принесут плиту, все равно разровняют.

— Нет, нет… вообще-то мы пришли сюда просто поразвлечься, а потом я увидел кучу.

Все трое развернулись и принялись спускаться с холма.

Я сказал им вслед:

— Когда-то и меня положат сюда, где я сейчас стою.

Они забеспокоились.

— Это какое-то особенное место? — спросил юноша, обнимавший девушку.

— Думаю, можно и так сказать, — ответил я.

— Елки зеленые, — сказала девушка.

Я так понял, «елки зеленые» — это новое модное выражение.

Парни в шутку отдали мне честь, а девчонка так же в шутку сделала реверанс, и они побежали под гору.

Я сел на камень, который накрывал Шушу, и по очереди осмотрел могилы, вспоминая своих любимых друзей. Потом я перевел взгляд на живое кружево зеленой травы, затягивающее желтую почву. Затем — на круг огромных деревьев. Вот вся моя жизнь. Все мои друзья и жена уже под землей.

Я бы тоже предпочел уже лечь на свое место и покончить со всем этим. Вставать мне не хотелось, сейчас я делал это с большим трудом и скрипом, потом ведь придется потихоньку спускаться, таща за собой груз сомнений, страхов и печалей. Плоды всех моих трудов исчезли. В моей жизни было чудесное, восхитительное время, но сейчас оно уже больше напоминало сон, такой далекий и давно закончившийся. А о будущем мне вообще и думать не хотелось.

Я лег на свое место, на жесткую траву, сложил руки так, как их вскоре сложат за меня. Сквозь деревья пробивались лучи уже опустившегося солнца, и черные узкие длинные тени разрезали траву и могилы. А прямо над головой сияло голубое небо. Я закрыл глаза и замечтался.

Двенадцать молодых людей танцевали в кругу, напоминавшем это кольцо деревьев и уже почти полное кольцо могил. Они плясали и пели, они были полны сил и надежд, как и свойственно молодости. Мы, Двенадцать, тогда были всего лишь дети, когда умерла Дестра. Среди них и я. Солнце блестело в волосах, грело наши обнаженные загорелые руки и ноги, наши счастливые вскрики и песни летели в небо, словно птицы. Я был одновременно и с ними, и тут, на траве, лежал, опираясь на землю всем своим древним весом. Я хотел крикнуть что-то себе молодому, но не мог. А потом как будто потемнело, закрылось солнце, мои молодые друзья стали один за одним поворачиваться и улыбаться мне через плечо, и искрами или светлячками улетали за деревья. Все до единого, короткая вспышка улыбки — манящей, дразнящей, ласковой, — и уносятся прочь, в том числе и Шуша, и сам я. Двенадцатый. Но где же ДеРод? А, вон он, бежит возле ближних деревьев, хотя он не мальчик, и даже не юноша, он взрослый мужчина, как в тот день, когда мы с ним встретились много лет назад возле Водопада. Он не смотрел по сторонам, а думал о чем-то своем. Либо же был растерян — да: словно не понимал, где находится. Он остановился и помочился возле одной из могил. Сделал он это так небрежно, почти не задумываясь. Его мысли были заняты чем-то другим. Он уже пошел вниз, и тут брызги мочи долетели до моего лица. Я проснулся; начала выпадать роса, уже надвигалась ночь. Над нашей большой поляной нависла синеватая сумеречная тьма.