Натан Файлер - Шок от падения

Мама опустилась на четвереньки и заползла внутрь.

— Покажи мне, как в нее играть.

— Зачем тебе?

— Что, думаешь, это не для мам?

Места было маловато, но, в каком-то смысле, получилось даже лучше. Уютней.

— Держи большие пальцы на клавишах. Видишь человечка внизу?

— Угу.

— Это Марио. Твоя задача — подняться по лестницам до самого верха, и чтобы тебя не сбило бочкой.

— А что наверху?

— Его подружка.

— Не принцесса?

— Это другая игра. Она уже началась, сосредоточься.

Когда первая бочка сшибла ее, она сказала, что это нечестно, потому что она уже почти добралась до вершины.

— У тебя еще есть две жизни. Подсказывать тебе, когда надо прыгать?

Она не ответила.

— Мама, говорить тебе, когда надо прыгать?

Она поцеловала меня в щеку.

— Да, пожалуйста.

Я не умею читать мысли. Я не могу сказать, что мама при этом подумала. Иногда мне кажется, что люди могут помещать мысли мне в голову или, наоборот, забирать. Но с мамой ничего такого нет.

— У тебя лучше получается, чем у папы.

— Правда?

— Он так и не сумел дойти до второго уровня.

Моя мама сделана из острых углов и торчащих костей, ее особо не пообнимаешь. Но она пристроила на колени подушку, чтобы я мог положить на нее голову, и мне было удобно.

На обед она приготовила тушеные овощи.

Обычно мы едим за столом. Но в этот раз мы отнесли наши тарелки в «логово». Я вдруг почувствовал вялость и безразличие.

— Поешь хоть немного, милый.

— Глотать больно.

Мама посмотрела мое горло и сказала, что миндалины по-прежнему опухшие и что, когда поедим, она заварит мне еще Лемсипа, а потом взяла мою ложку и стала кормить меня, как маленького, подбирая кусочки еды с подбородка. И вдруг она сказала:

— Почему больше одной жизни?

— Что?

— В компьютерных играх. Какой смысл в дополнительных жизнях? Никакого.

— Просто такие правила.

Она покачала головой.

— Но ведь это глупо, правда? Может, поиграем в Лилу? [2] Лила — древняя индийская настольная игра.

Я открыл было рот, и она запихнула в него еще одну ложку. Не какую-нибудь пластиковую ложечку, и не детскую. Обычную ложку.

Он врывался в мою комнату и ждал, стоя у изножья моей кровати, широко раскрыв глаза и почти не моргая. Иногда, когда у меня не было настроения, я отсылал его. Сейчас жалею.

Но чаще, заразившись его энтузиазмом, я, еще не до конца проснувшись, вставал с постели и загружал N64. Мы сидели в креслах-мешках, играли в Марио 64 и спорили о том, как можно разблокировать Луиджи. Без четверти семь к нам обычно заходил отец и говорил, что сегодня мы должны прилежно учиться, а он идет зарабатывать нам на хлеб. Мой отец всегда так выражается. Зарабатывать на хлеб. Мне нравится.

Но вообще-то, он заходил в мою спальню не для этого, а чтобы мы с Саймоном могли проделать ставший уже привычным трюк. Мы обычно слышали, как он поднимается по лестнице к двери моей спальни. Его шаги было трудно не услышать, потому что он носил тяжелые ботинки со стальным носком, и еще он хотел, чтобы мы его слышали. Он нарочно тяжело ступал и обычно говорил маме что-то громкое и недвусмысленное, типа:

— Пока, дорогая. Я только зайду попрощаюсь с мальчишками.

Услышав это, мы с Саймоном быстро прятались за дверью, так что, заглядывая в комнату, отец не мог нас видеть. Он заходил, притворяясь удивленным, бормоча:

— Куда подевались эти мальчишки?

Это было глупо, потому что к тому моменту Саймон не мог сдерживаться и громко хихикал. Да и все равно мы знали, что это понарошку. Для забавы. И самая большая забава начиналась, когда мы с Саймоном выпрыгивали из-за двери и валили отца на пол.

Мы так играли, когда Саймон был жив, но потом, когда его не стало, я всегда вставал позже отца. Без четверти семь он заходил в мою комнату и видел, что я уже проснулся и лежу с открытыми глазами. Отец не знал, с чего начать. Ему, наверное, было очень трудно.

Но он все равно заходил ко мне каждое утро, чтобы просто посидеть рядом со мной пару минут.

— Привет, mon ami. Как дела?

Он ерошил мои волосы, а потом мы разыгрывали наше фирменное рукопожатие. — Ты ведь не будешь сегодня сачковать на занятиях с мамой?

Я кивал в знак согласия.

— Молодчина. Учись прилежно, а когда вырастешь, устроишься на хорошую работу и будешь заботиться о своем стареньком отце.

— Я постараюсь, mon ami.

Это началось во Франции, когда мне было пять лет. Поездку за границу мама выиграла в конкурсе рассказов журнала «Тру Лайвз» — не более восьмисот слов о том, что делает вашу семью непохожей на других. Она писала о радостях и горестях родителей, воспитывающих детей с синдромом Дауна. Думаю, я там даже не был упомянут. Судьям понравилось.