Натан Файлер - Шок от падения

В ту ночь я не мог уснуть.

Я, наверное, сто раз прошел коридор из конца в конец, так что мои босые ноги замерзли на холодном полу. Каждый раз я проходил мимо санитара со связкой ключей и облупленным красным планшетом для бумаг. Иногда он сидел за столом в ярком свете настольной лампы, а иногда рыскал в полутьме, заглядывая через глазки в палаты. Время от времени он кривил бровь в мою сторону и просматривал список пациентов в поисках моей фамилии.

Персонал наблюдает за пациентами по очереди, обходя отделение каждые пятнадцать минут, чтобы убедиться, что никто не сбежал или того хуже. Я знаю, потому что я за ними слежу. Они следят за мной. А я за ними.

Когда старший брат зовет, надо идти и играть с ним, если ты хочешь выйти из психиатрической больницы, первое, что нужно сделать, — это наблюдать.

На следующее утро я стоял, потея в халате, пока медсестра собирала мне таблетки, снимала с них фольгу и складывала в пластмассовую чашечку.

— Держи, Мэтт.

— А скажите, для чего они?

— Может, ты мне скажешь?

— Я не помню.

— Думаю, ты вспомнишь, если постараешься.

Я уже хорошо знал эту сестру. Ее звали Клэр, или, может, Энна.

— Попробуй, — сказала она. — Это ведь твои лекарства, не мои.

— Вы смотрели «Истэндерс?»

— Резкая смена темы…

— Так смотрели?

— Когда?

— Вчера. Смотрели?

— Я не слежу за ними. И что, хорошая была серия?

— Не знаю, что сказать.

Она отдала мне одну чашечку с таблетками, а в другую налила воды из кувшина.

В психиатрических больницах медсестры не похожи на медсестер. Они не носят белых халатов, как мы в доме престарелых, и не расхаживают по отделениям со смирительными рубашками в руках. Клэр или, может, Энна была одета в джинсы и кардиган, в губе — кольцо, а в волосах — красные прядки. Думаю, она была лишь немного старше меня.

— Ты должен говорить, — сказала она наконец. — Если ты будешь молчать, как мы сможем тебе помочь?

Они всегда так говорят. Обычно я на это не реагирую, но на этот раз ответил:

— У меня зуб болит. Там, где кусочек откололся. Мама все время пристает ко мне. Говорит, что ей не хватает моей улыбки. Если вы не слишком заняты…

— Хочешь сходить к зубному?

— Да, если можно.

Я обычно ни о чем не прошу, и она была явно рада этой просьбе. Они называют это прогрессом и пишут об этом в своих заметках. Я знаю, потому что следил за ними. Они следят за мной. А я за ними.

— Конечно, можно. Легко. Ты записан в какой-нибудь клинике?

Я покачал головой и отвернулся. Мне не хотелось врать вслух, она могла догадаться.

— Не беда, — сказала она. — Рядом с железнодорожной станцией есть стоматологическая неотложка. Можем заскочить туда. Знаешь, Мэтт, полицейский, который тебя привез, так переживал, что ты расшибся в его дежурство, что хотел сам тебя отвести к врачу.

— А чего тогда не отвел?

У меня получилось грубо. Я не хотел, просто так вышло. Я не умею долго разговаривать. Я весь покрываюсь потом, мне кажется, что даже халат у меня на спине промокает.

Возможно, Клэр-или-Энна тоже потела, разговаривая со мной.

— Ну, как… Нельзя же… Ты был совершенно дезориентирован, тебе надо было сначала оказать помощь. Но он хотел удостовериться, что мы отведем тебя к зубному, как только сможем. И слушай, иди одевайся, а я постараюсь поскорее со всем тут управиться.

Я стоял над раковиной, глядя на себя в зеркало.

Я засунул палец под язык и выковырял беловатый ком таблеток, отчего меня едва не вырвало. Затем смыл улику в водопровод.

Утро обещало быть солнечным. Тонкие занавески в моей палате немного не доставали до подоконника. Я держал пепельницу на подоконнике. Нам не разрешали курить в палатах, но я все равно курил, и они не очень придирались. Я выменял пепельницу у другого пациента в обмен на пару пакетов фруктового сока. Она была сделана из тяжелого хрусталя, раньше такие стояли в пабах, и отбрасывала на мою кровать радужный отсвет.

Я снял халат и голый лег на кровать, чтобы радуга оказалась на моей коже. Бессонная ночь давала о себе знать. Я плыл в цветах, размышляя о том, как они прекрасны, когда услышал что-то вроде рычания.

— Привет, кто там? — Рычание повторилось. Оно доносилось из-под кровати. — Кто там? Перестань. Ответь мне.

Когда под кроватью прыснули от смеха, я уже знал, кто это. Я не стал подниматься, просто перегнулся через край и медленно приподнял свисающую простыню. Смех превратился в вопль восторга.

— Я знал, что это ты.

Его лицо было разрисовано оранжевыми и черными полосками, на кончике носа — черное пятно с линиями усиков.