Натан Файлер - Шок от падения

— Что ты сказал?

— Я сказал, что я тут заперт.

— Нет, раньше. Ты что-то сказал про моего брата.

Я ничего не отвечаю. Сестра переворачивает страницу журнала, глядя прямо на меня.

— Приходи завтра, если хочешь.

— Не знаю, как насчет завтра. У меня намечено…

— Ладно, приходи послезавтра.

Я сжимаю трубку так крепко, что больно костяшкам пальцев. Мне слышно мелодию запуска его Х-Box 360.

— Прости, чувак, мне надо идти. Мама зовет. Я тебе еще позвоню. Пока.

22.39

Слушаю автоматический голос из телефона: «Абонент прервал соединение». Абонент прервал соединение. У абонента и без вас дел по горло.

22.41

Вешаю трубку.

22.45

Лежу в постели. Завязываю узлы на простыне.

00.30

Встаю и прошу снотворное. Выкуриваю сигарету. Ложусь в постель. Жду сна.

1.00

Глазок в двери поднимается. Мне в грудь упирается луч фонарика и сразу же гаснет. Глазок опускается.

2.00

См. выше.

3.00

См. выше.

7.00

Меня будит стук в дверь, и медсестра зовет принимать лекарства. У меня во рту металлический вкус — побочный эффект снотворного.

(Повтор)

В саду ветер мел сухие листья по бетонному полу или бросал их на высокий проволочный забор.

Я подолгу сидел сосредоточенно и ждал, пока он проявится. Если я не отвлекался и не засыпал, он говорил со мной. Саймон предпочел быть со мной, а не с мамой или отцом, не со своими школьными приятелями. Мой брат не говорил с докторами и медсестрами, поэтому они не понимали.

Ночью, когда не мог уснуть, я наполнял раковину в своей палате холодной водой, чтобы умыться, и если вода вырывалась из крана с шипением и свистом, это Саймон говорил, что ему одиноко. Если, когда я открывал банку «Доктора Пеппера», пена вылезала за край крышки, это он приглашал с ним поиграть. Брат подавал мне знаки с помощью зуда, чиханья, послевкусия таблеток или того, как сахар падал с ложки.

Он был всюду и везде. Мельчайшие его частицы: электроны, протоны, нейтроны.

Будь я чуть восприимчивей, не будь мои чувства столь притуплены таблетками, я бы мог лучше расшифровать, что он пытается сказать с помощью движения листьев или косых взглядов пациентов, бесконечно тянущих свои сигареты рядом со мной.

Рисование — это способ быть в другом месте.

Мама принесла мне новый блокнот, и правильные карандаши, и перьевые ручки. Поэтому, когда я не курил и не пытался уснуть, я рисовал по памяти всякие наброски.

Я неплохо рисую. Маме даже кажется, что я рисую прекрасно. Дома у нее полный ящик моих картин и историй. Она хранит их с той поры, когда я был еще маленьким.

На ее юбилей — пятьдесят лет — я хотел сделать для нее что-нибудь особенное. Мне было пятнадцать, и я осознавал, что такой сын, как я, совсем не подарок. Мне хотелось сказать ей, что я ее люблю, и тогда для меня это было важно. Я решил нарисовать ее портрет, но когда я поделился этой идеей с папой, он сказал:

— Мне кажется, она бы предпочла наш семейный портрет.

Я знал, что он прав, и стал думать, как это сделать. Моя идея была — изобразить всех нас сидящими вместе на диване, но мне хотелось устроить сюрприз, поэтому я стал заходить в гостиную, когда она там смотрела телевизор или читала, и делать наброски, чтобы запомнить детали: как она держит голову, слегка наклонив ее на одну сторону, как скрещивает ноги, подложив ступню под лодыжку.

Мне кажется, личность скрывается именно за этими деталями, и если их точно ухватить, вы увидите самого человека.

После смерти Саймона прошло уже много времени, и не то чтобы мы каждый день его вспоминали. Ну, может, мама и вспоминала, а я, конечно же, нет. Совсем не так, как сейчас. Но я решил, что на семейном портрете он тоже должен присутствовать.

В конце концов я придумал штуку, которой очень горжусь, а со мной это бывает редко. Я взял одну из стоявших на камине фотографий Саймона, ту, на которой он гордо улыбается в своей новой школьной форме, и нарисовал ее на маленьком столике у дивана, куда мы кладем газеты. Маму я посадил рядом с ним, а себя — между ней и папой. Мамины скрещенные ноги получились у меня просто отлично, а папу я нарисовал прикусившим нижнюю губу, как он делает, когда старается сосредоточиться. Автопортрет — это самое трудное, надо ухватить свой собственный характер или хотя бы иметь о нем представление. Я долго думал и решил изобразить себя с блокнотом на коленях, рисующим какую-то картину. Если вы внимательно присмотритесь, то увидите верхний край картины — это как раз наш семейный портрет.