Дельфин де Виган - Отрицание ночи

По экономическим причинам издательство сократило штат сотрудников, и Люсиль вылетела вместе с другими семнадцатью служащими. Тоска заливала маме глаза.

В состоянии крайней болезненной возбужденности, агрессивная и мрачная Люсиль множила легенды о своей личной жизни, выдумывала, будто ходит на свидания и участвует в неких загадочных проектах, о которых нельзя сболтнуть лишнего, но которые вскоре позволят ей выехать из квартиры и осыпать родственников дорогостоящими подарками. Спустя несколько дней Люсиль решила подарить все свое имущество (мебель, одежду, технику) благотворительной организации «Emmaüs». Да, Люсиль была по уши в дерьме. От ее подруги мы узнали, что Люсиль собиралась ограбить Музей романтической жизни и присвоить себе драгоценности Жорж Санд. Мама отказалась встретиться с Лианой, которая регулярно ее навещала, и послала подальше всех, кто хотел помочь.

Люсиль исчезла из поля зрения – я никак не могла с ней связаться. Наконец, она назначила мне встречу в «Кафе дю Коммерс», где объяснила, что отныне контролирует все электронные базы издательства «Арман Колен», то есть отныне ей достаточно нажать на кнопку, чтобы спровоцировать невероятные потрясающие события. Жизнь Люсиль превратилась в аппарат контроля над вселенной. Порой, конечно, система давала сбои, тогда Люсиль смотрела на мигающую панель и настраивала ее заново.

– И не о чем тут беспокоиться, ведь я прекратила пить таблетки, – призналась мама. – Так что это – не побочный эффект медикаментов.

Мама больше не могла существовать подобно овощу, она больше не хотела нейролептиков, она хотела проживать каждый день.

Спустя несколько дней Люсиль сообщила мне по телефону, что намеревается снять комнату, но адрес не дала. Жюстин и Виолетта планировали подкараулить маму и убедить в необходимости госпитализации, однако отыскать Люсиль оказалось не так-то просто.

По случайности (которая всегда имеет причину) я в этот момент подхватила опасную, быстро развивающуюся инфекцию, и однажды октябрьским утром «Скорая помощь» доставила меня в больницу Бусико. Болезнь затронула печень, я пожелтела и чувствовала дикую слабость. Буквально парализованная болью, я обратилась за помощью не к Люсиль – мама гонялась по четырнадцатому округу за каким-то бродягой, в которого влюбилась до потери памяти, – а к Беренис, сестре Габриеля, которая обычно встречала нас с Манон после зубного. Именно Беренис вызвала «Скорую» и спасла меня.

Вечером того же дня или на следующий день (не помню) ко мне в палату ворвалась Люсиль – разгневанная и взволнованная. Виолетту, которая зашла меня навестить, мама выставила из палаты с криками, оскорблениями и упреками. Тетя боялась оставлять меня наедине с безумной Люсиль – мама обвиняла меня, говорила:

– Давай, давай, устраивай мне цирк, вызывай «Скорую помощь», требуй капельниц и внимания!

А затем занесла руку, чтобы дать мне пощечину, но в последний момент одумалась. Рука застыла в воздухе.

Я отказывалась говорить. Я едва могла пошевелить пальцем. Я хотела, чтобы меня уважали, я хотела, чтобы меня оставили в покое, забыли меня, я хотела сбежать с поля битвы Люсиль. Больница в какой-то степени обеспечивала мне покой, нейтральное защищенное пространство, возможность укрытия.

Прикованная к постели, пристегнутая к капельнице со слоновьей дозой антибиотиков, я смотрела на раскрасневшуюся Люсиль, которая бегала по палате, словно бык по арене, пыхтела, кричала, разыгрывала драму. Все происходящее действительно напоминало мне то драму, то фарс.

Обозленная, ненавидящая, с выпученными глазами, с пачкой сигарет в руке, Люсиль вылетела из палаты точь-в-точь, как и появилась в ней, напоследок больно огрев меня презрительным «маленькая сучка».

Виолетта вернулась ко мне после ухода Люсиль, с которой она столкнулась на лестнице и которая совершенно безосновательно обозвала ее «несчастной жирдяйкой».

Люсиль навещала меня несколько раз и выглядела все более больной. Она подарила мне репродукцию (пластмассовую) «Танцовщицы» Дега, якобы проданную дирекцией Лувра ей лично в руки. Я обязалась поставить «картину» на телевизор. Для Манон мама купила статуэтку египетского кота якобы работы мастера 300 года до н. э. Люсиль бесконечно перечисляла подарки, которыми завалит нас благодаря выходному пособию и загадочному проекту. Мне Люсиль поведала о Грэхэме Харди, своем скрипаче-алкоголике, который жил в одном из последних скватов (незаконно заселенных бездомными пустых домов) четырнадцатого округа, между улицей Запада и улицей Герговии. Грэхэм происходил из древнего шотландского рода, обожал музыку, играл в метро; и, по одной из версий, сбежал из Шотландии после того, как убил человека.