Позже Манон упрекала меня за террор. Наверное, мне просто хотелось, чтобы она тоже боялась, как я, чтобы она прекратила быть беспечной и легкомысленной, чтобы она разделила мое отчаяние. А может, я просто завидовала Манон – в отличие от меня, она сохранила близкие отношения с мамой.
Когда мама не готовила обед, мы устраивали себе «бельгийский ужин» (горячий шоколад и хлеб с маслом). Позже одна подружка сказала мне, что у нее это называется «швейцарский обед».
В нашей семье каждый занимался своими делами. Мы даже телевизор вместе не смотрели. Люсиль отказывалась его покупать.
Иногда по вечерам Люсиль ставила свои любимые пластинки: «Bella Ciao» (песни итальянских партизан), Чика Кориа, Арчи Шепп, Гленна Гульда. Песня Жанетт «Потому что ты уходишь» из фильма «Выкорми воронов», который мы видели вместе с мамой в кино, стала гимном нашего дома. Образ Джеральдины Чаплин так и стоит у меня перед глазами. В детстве я все время думала: а вдруг мама умрет от печали такой же кровавой тихой смертью?
Когда мне исполнилось двенадцать, у моего отца и его жены родился мальчик. Я надеялась, что жизнь Гаспара окажется более простой, чем наша. Мы любили возиться с малышом, менять ему подгузники, давать бутылочку с молоком, смешить его. Мы невероятно радовались его первым шагам.
Однажды на выходных я рассказала Габриелю о своем беспокойстве за Люсиль. Думаю, тогда я впервые произнесла: я боюсь, что она покончит с собой. Отец принялся выяснять причину. Я рассказала ему об одиночестве Люсиль, об усталости, о том, что она курит травку часами напролет.
В поезде по пути домой меня мучила совесть – я выдала маму с потрохами.
Мои отношения с Люсиль окончательно испортились, когда она обвинила меня в краже заветной коробочки с дурью, которую, по ее словам, я всучила отцу, чтобы тот использовал наркотики против Люсиль как вещественное доказательство материнской несостоятельности. Спустя несколько дней мама отыскала коробочку, которую сама же и спрятала, и принесла мне извинения.
Люсиль знала, что я смотрю на нее с высоты двенадцати лет с умным видом и оцениваю обстоятельства жизни.
Люсиль знала, что я ее осуждаю.
Однажды вечером после ужина у одной из тетушек мы возвращались домой на машине, и машина, которая ехала за нами, с грохотом в нас врезалась. Мы с Манон сидели сзади, и, когда произошло столкновение, Люсиль обернулась к нам с криком: «Доченька! Доченька!» Это использование единственного числа даже в ситуации паники означало для меня разрыв. К тому моменту я давно утратила с мамой тактильную связь. Манон забиралась к ней на колени, целовала ее, обнимала; Манон ни о чем не беспокоилась, Манон была ее дочерью. Я же, напротив, оказалась ее врагом, перешла на сторону отца, на сторону буржуазии, на сторону богатых реакционеров, и я больше не имела для мамы ценности.
Разумеется, сейчас, когда я пишу эти строки и не сомневаюсь в том, что Люсиль меня любила, я иначе смотрю на ситуацию. Я думаю: зря я так старалась демонстрировать свою силу, твердость и холодность.
Однажды вечером Люсиль повела меня в театр на спектакль «Тысяча и одна ночь», поставленный Жеромом Савари и его «Великим магическим цирком». Я надела красную блузку, подаренную мамой, и выглядела, как мне казалось, просто шикарно. Тогда я впервые попала в настоящий театр (не считая «Гиньоля» в Люксембургском саду). С восторгом я открыла для себя прекрасный мир, где женщины выглядели сильными и уверенными, а мужчины – галантными; мир, где правит страсть и свобода. Я навсегда запомнила, как сверкало золото нарядов и драгоценности в свете прожекторов.
Примерно в то же время в меня влюбился один мальчик из коллежа, технарь. Ему было пятнадцать или шестнадцать, замедленная речь и словарный запас выдавали в нем умственно отсталого. Он подкарауливал меня на выходе из школы, брел за мной по улице, ждал меня в переходах и в подъездах. Он отлично знал мое расписание и мои маршруты. Вскоре он меня окончательно достал. Мы с Тад ломали голову над тем, как ускользнуть от идиота. Каждый раз мы меняли маршрут, задерживались в коллеже по нескольку часов и так далее. Однажды вечером мы с Тад вышли из супермаркета и увидели мальчишку прямо под козырьком магазина, у фонаря. Он бросился на меня и попытался поцеловать в губы. Я оттолкнула его, Тадрина схватила банку консервов и размахнулась (мы долго вспоминали эту сцену и хохотали каждый раз).
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу