Юрий Черняков - Узбекский барак

— Успели… Что молодым-то поезд догнать.

И все молча разбрелись в поисках своего скарба, ни на кого не глядя.

— Как же теперь нам без печки-то? — спросила рядом женщина, обращаясь к матери. — Ты б сказала своему лейтенанту. Хоть бы еще одну поставили. Иль эту исправили. Померзнем ведь, пока до Урала этого доедем.

Марина позвонила снова через три дня.

— Папа, здравствуй, я звоню из Шереметьева. Вы что-нибудь решили?

— Здравствуй, Мариша… Подожди, сегодня какое число… — Он взглянул на дату в лежащей перед ним газете. — У вас же еще четыре дня?

— Так получилось. Ты не ответил.

— Ты о чем?

— Прекрасно знаешь, о чем! — раздраженно сказала Марина.

Полина вошла в кабинет и вопросительно взглянула на мужа.

— С кем ты разговариваешь? Это Марина?

— Приедешь домой, поговорим, — ответил Игорь Андреевич.

Она хмыкнула, затем что-то недовольно и неразборчиво проговорила в сторону, должно быть, своему Олегу, и сразу послышались короткие гудки. Игорь Андреевич положил трубку и посмотрел на жену.

— Ты даже не спросил, как она себя чувствует, — сказала жена.

— Она не спросила, как чувствуешь себя ты, — ответил он.

— Это Марина была там в жару, со змеями и скорпионами, а не я! — не выдержала Полина и всхлипнула, отвернувшись.

— Успокойся, — он привлек жену к себе, — ты же знаешь ее. Сейчас приедет, и мы все узнаем.

— Ладно, — Полина махнула рукой. — Она не говорила, Олег тоже приедет?

Марина приехала одна — загорелая, исхудавшая, с темными кругами под глазами. Когда Игорь Андреевич открыл дверь, он увидел ее отсутствующий взгляд исподлобья, но через мгновение она посветлела лицом, кинулась на шею, расцеловала.

Влетев в комнату, вытряхнула на журнальный столик ворох тунисских сувениров и фотографий, после чего отправилась в ванную, отмахиваясь от вопросов.

— Потом, все потом…

На цветных фотографиях Марина чаще была одна. А если Олег и появлялся, то создавалось впечатление, будто он случайно попал в кадр. Вот Марина на пляже в тонюсеньком символическом купальнике, на заднем плане сгрудились глазеющие аборигены. Вот она в белой одежде арабской женщины на фоне древних развалин, потом на восточном рынке или на верблюде в пустыне…

— Похоже, у нее с Олегом тоже не заладилось? — вполголоса спросила Полина.

Игорь Андреевич не успел ответить, услышав, как сзади, неслышно ступая, вошла дочь.

— О чем секретничаете? — спросила Марина. — Мои бедные косточки перемываете?

Она блаженно опустилась в свое любимое кресло, запрокинула назад голову, положила ногу на ногу, затем пригладила мокрые волосы, и эти ее движения были как всегда настолько непринужденными, без малейшего намека на кокетство, что они невольно залюбовались дочерью.

— Я очень изменилась? — посмотрела на себя в темное стекло стоявшей напротив стенки. — По-моему, стала еще страшней.

— Похудела, — вздохнула Полина.

Все та же история. Зеркало или фотография передают лишь статику. А у матери и Марины завораживает динамика, заметная со стороны.

В эвакуации он с матерью два раза в неделю ходил в баню, когда там был женский день. Хотя принято было ходить один раз, по субботам. Он запомнил, как мать разглядывали, перешептываясь, дебелые женщины. Она была исхудавшей, с выступающими ключицами, ребрами, с узким мальчишеским тазом. И он как-то услышал в раздевалке, как некоторые из них удивлялись: что в ней особенного, ни тела, ни женственности, но мужчины только о ней и говорят?

Никакая фотография не могла передать ее манеру, — полного отсутствия старания кому-то, кроме себя, понравиться. При этом все удивлялись, как матери удается всегда выглядеть собранной и аккуратной. Мало кто знал, что она допоздна штопала и стирала свои старые платья и чулки.

Когда она ночью гладила старым чугунным утюгом, взятым с собой в эвакуацию, он в темноте наблюдал, как выглядывают из овальных окошек светящиеся угольки.

— Спасибо… — сказала Марина, недовольно скривившись. — Лучше скажите, вы мне поможете вернуть долг?

— Сначала ответь, откуда у тебя долги? — Полина спросила это с отчаянием в голосе. — Когда ты вернулась из Италии, у тебя было столько денег!

Марина только кивала, подняв глаза к потолку.

— Все? Мамочка, родная, счетчик стучит, понимаешь? Вы не слышите, потому что не вам отдавать! А я там очень хорошо слышала. Особенно по ночам.

— Сколько? — спросил Игорь Андреевич.

— Много… — Она махнула рукой.