Анатолий Тосс - Фантазии мужчины средних лет

Я склонился над Ч1, скальпелем осторожно взрезал паутину, плевру, подступился к незащищенной плоти, именно к той, куда надо было сделать укол змеиной сыворотки. Я уже приготовил шприц, уже брызнул в воздух первой, пробной каплей, уже выбрал место для вкалывания, протер его для стерильности проспиртованной ваткой.

– Правильно, давно пора. – Я вздрогнул и непроизвольно отступил назад, на меня внимательно смотрели пристальные глаза Аркадии.

– Ты не в энергазме? – Почему-то это было единственное, что мне пришло в голову.

– Я давно уже не впадаю в энергазм, – произнесла она, так и не пошевелившись, – с того самого момента, как ты исчез. Я и позабыла, что это такое. Просто лежу, думаю, вспоминаю.

– Выходит, ты имитируешь энергазм? Притворяешься? Обманываешь его? – Я указал глазами на Ч1. – Несмотря на двойной, групповой секс? Разве энергазмы можно имитировать?

– Именно из-за группового секса я и имитирую. Не могу ни на чем конкретном сконцентрироваться. Ни на плевритной своей части, ни на женской. Такое ощущение, что они борются друг с другом. – Она помолчала. – Я виновата перед тобой, – произнесла она и замолчала снова.

– Забудь об этом, – посоветовал я. – Я давно простил.

– Где ты был все время? Как ты попал сюда? Как тебе удалось исчезнуть с Бронной? Никто понять не может.

– Это сложно. К тому же сейчас не время для объяснений, – уклонился я от ответа.

– Да, – она чуть кивнула головой. – Ты пришел, чтобы убить его. Чтобы отомстить. И ты прав. У тебя достаточно оснований для мщения, ты заслужил мщение. Давно пора…

Но я перебил ее:

– Никого я убивать не собираюсь. Я только исправлю то, что мы с тобой упустили тогда, несколько лет назад, когда только изобретали идентификацию. Я сниму с него раздвоение, сброшу с его плеч двойной груз. Раз природа создала его чистым паучком, то он и должен жить чистым паучком, без всяких примесей. И ему станет легче, и всем остальным.

Аркадия не ответила, только смотрела, не отрываясь, на меня. Так под ее пристальным взглядом я и уколол Ч1. Игла была тонкая, рука у меня легкая, натренированная, Ч1 ничего и не почувствовал.

Я убрал шприц и скальпель обратно в саквояж, стал его запирать.

– А меня? – вдруг тихо произнесла Аркадия.

– Что тебя? – не понял я.

– Я тоже не хочу жить в двойной идентификации. Я тоже устала. Знаешь, как тяжело… Уколи и меня.

Я развел руками:

– Сейчас не могу. Для тебя нет сыворотки. Только для тех, кто в двуполом мире ошибочно считал себя мужиком. Для тех, кто считал себя женщиной, нужен другой состав, я его еще не разработал. Но скоро я его найду и тогда помогу и тебе. Всем вам помогу. Обещаю.

Она кивнула, потом промолвила:

– Возьми меня с собой. Пожалуйста.

– Не могу, – признался я. – Там, где я скоро окажусь, уже есть Аркадия. А вас не может быть две одновременно. Но не волнуйся, не пройдет и месяца, как и здесь, у вас, жизнь наладится, станет значительно лучше. Просто очень хорошей станет.

– Я понимаю, – кивнула она, провожая глазами мою ускользающую в сторону окна фигуру. – Я буду ждать.

Я просидел в своей студии до утра, до того самого момента, пока не услышал душераздирающий крик снизу. Значит, Ч1 пробудился, решил я и заспешил поскорее выбраться из дома.

Я умышленно не воспользовался лифтом, а сбежал вниз по ступеням. На нижнем этаже стояли смятение и переполох: бегали охранники, куда-то звонили, кого-то вызывали. Все шумы перекрывал доведенный до самой высокой ноты крик Ч1:

– Скукоживается… Уже ску-ко-ко-кожился… Отпадает… Отпал…

В нем слышалось отчаяние, в этом крике, но… как ни странно, и облегчение тоже.

Я больше не слушал, я спустился вниз, вышел из подъезда и быстро двинулся в сторону Садового кольца. Я не опасался погони, я знал, что на сей раз Аркадия меня не выдаст.

Последующие недели я прожил на конспиративной квартире в районе Покровки. Ситуация в городе, в стране, да и во всем мире менялась прямо на глазах.

Сначала Ч1 выступил по телевидению. Лицо его было свежо, расслабленно, он помолодел, скинув лет пятнадцать, без всяких искусственных ботоксов и прочих подтяжек. Во время выступления он объявил о перемирии со всеми оппозиционным партиями, о законе, запрещающем преследование и дискриминацию на основе половой принадлежности, и о прочих демократических законах. Один из них, «Закон о мужиках», гарантировал мужикам (тем немногим, кто еще остался) безопасность, свободу слова, свободу передвижения, свободу трудоустройства и прочие общечеловеческие свободы.