Владимир Ионов - …А родись счастливой

Два молоденьких милиционера притащили орущего во всё горло, брыкающегося пацанчика. Поставили перед Любой.

— Посмотрите: он?

Люба открыла глаза. На пацанчике не было кепки, резиновых перчаток и холщёвой сумки. Но были крупные карие глаза, залитые слезами и ужасом.

— Не знаю… Кажется… — И потеряла сознание.

Белый-белый потолок. Белые-белые стены. Яркий жёлтый свет за белыми рамами окна, белый с жёлтыми пятнами бинт на руке. Белые халаты на людях, стоящих у кровати. Бесцветный огонь на лице и в спине…

— Душа моя, ты меня слышишь? — Это грубоватый голос Кольчугиной.

— Если водит глазами, значит слышит. Привет! — А это — Ефим.

— На два вопроса можете ответить, Любовь Андреевна? — Какой-то чужой голос.

— Я попробую… — Бесцветный огонь жжёт угол рта. — Зеркало… Зеркало есть? Дайте…

— Есть у тебя? Доктор, а ей сейчас можно видеть себя? — Это — Ефим.

— Думаю, ничего страшного… — Этот голос она уже где-то слышала.

— Это вам ничего, вы привыкли. Свет, есть у тебя какое-то зеркало? — Опять Ефим.

— Принесите наше… Давайте, я подержу. Вот так…

Жёлтый бинт закрывает лоб, щёку, подбородок. Много…

— Спасибо. Я так и знала… — И опять огонь жжёт рот, подбородок, лоб. Лучше не пробовать улыбаться…

— Любовь Андреевна, так это всё-таки был мальчишка? — Наклонилось к ней лицо мужчины с тонкими усиками.

— Мальчишка.

— Вот этот?

Фотография чуть расплывается в глазах. Надо бы прищуриться, но огонь жжёт всю левую сторону лица.

— Кажется…

— Он или кажется?

— Он… Кажется…

— На сегодня всё! Извините, завтра. — Рука в белом халате отодвигает в сторону все белые халаты, над которыми мерцают и расплываются лица Ефима, Кольчугиной, мужчины с тонкими усиками. Опять белый потолок, жёлтый свет. Летит к ней дымящаяся, остро пахнущая струя… Смеётся Серафима… Широко улыбается Сокольников… Зло сопит рыжий Степан, пытается поймать её широко распахнутыми руками… Кусает пухлые губы Ефим… Тишина. Серые сумерки ползут в белые рамы окна…

…Закрыв дверь палаты, пожилой завотделением ожогового центра, протирает платком очки, близорукими глазами смотрит на Шалого, слегка опустив голову, охватывает боковым зрением и остальных. Надо объясняться. Взрослые, вроде, люди, а будут сейчас задавать детские вопросы: «Доктор, это опасно?», «Сильно будет обезображено лицо?» А что им ответить? Рубить правду-матку? Нельзя надрывать людям нервы. Обнадёживать? Глупо в таком состоянии… Честно-то говоря, ожог обширный, местами высокой степени, но ведь бывало и хуже, тем не менее, люди выкарабкивались непредвиденно быстро. Здесь же, видимо, другая организация нервной системы. И понятно: была красавица, а что останется? Пересадки ещё никого не украсили…

— Ну, что я вам скажу? Конечно, рано мы допустили вас к больной… С другой стороны, увидеть близких… В общем, пересадка тканей прошла успешно. А дальше — будем надеяться… Извините, я должен… А вам можно будет приходить, только когда переведём в общую палату, — сказал доктор следователю. — Я и так нарушил всяческие правила, извините.

— А мне когда можно, доктор? — спросил Шалый.

— Тоже. Это касается всех.

— Скажите, а лицо у неё сильно пострадало? Она же у нас на экране…

— К счастью, нет. Но последствия налицо.

Доктор вздел крупные очки на нос, слегка поклонился окружившим его посетителям и пошёл навстречу торопящейся к нему по коридору медсестре.

Шалый положил руку на плечо следователю, приглашая того отойти чуть в сторону, спросил:

— А что пацан? Вы его допросили? Кто его так снарядил?

— Пацан нам известен. Вокзальный попрошайка, воришка. Балуется клеем. Пока валяет дурочку: крыс хотел разогнать, шприц нашёл во дворе ветиринарки, кислоту — там же. Кто послал поливать людей, молчит.

— Ну что, вы спросить не умеете?

— Малолетка. Ему одиннадцати ещё нет. На нём не разбежишься — прокурор голову отвернёт…

— Мне кажется, это дело рук Васи Рыжика. Он «советовал» признать первой красавицей Агату из «Жемчужины», а жюри не прислушалось к совету.

— Спросим. Но Вася — тот ещё! Ему бы уже не одна «вышка» светила, а он на Мерседесах ездит. Если только прямо угрожал… А за «совет» какой с него спрос? Или только, если пацан расколется. Но и там, наверно, будет десяток шестёрок между ними.

— Ладно, работайте. И держите в курсе. — Шалый отпустил следователя, подхватил под руку Кольчугину, как-то даже похудевшую со вчерашнего вечера.