Владимир Ионов - …А родись счастливой

— Ну что же, я на пару минут в туалет не могла? И сразу — «Дура»?

— У Славы такая манера! Все это знают, — продолжал Жорик.

— Ну, а я — дура: не знала ни Славу, ни его манер. И что теперь?

— Он хотел взять тебя в свой салон. Это же счастье!

— Взять на пару раз, — вставила Наташка. — Мы ему помешали, он бы и здесь тебя взял, кобелёк тот ещё!

— Что ты такое говоришь, Натали? Он — гений!

Разговор прервал редактор. Вошел, сел к Любе в кресло, спросил:

— Вы чего со Зверевым сделали? Прибежал красный, как варёный, и сам теперь пудрится… Вы помягче с ним в другой раз, он всё-таки лицо нашей программы.

— Хорошо, — согласилась Люба. — Только в следующий раз отводите его к тёте Нине, пусть он её приглашает в свой салон.

Наташка хмыкнула:

— Она сама его задавит, как котёнка!

— Ой, Натали! Учитесь прощать слабости таким людям. Они — редки в наше время.

— Ну да! А мы — пыль вокзальная, нас навалом! — взвилась Наташка.

— Я этого не говорил, Натали…

«Гениальный» Зверев и ещё раз пришёл к ним на грим, и опять дождался, когда освободится кресло Любы. И снова, надувая пухлые губы, открыл перед ней рундучок. И Люба опять выпроводила его пудриться самостоятельно.

Больше он не появлялся в их гримёрке, и Люба мельком видела его только на экране, и однажды столкнулась с ним в коридоре.

— Ну, ты надумала переходить ко мне в салон? — спросил он, преградив ей дорогу.

— Извините, — сказала Люба, — я и не начинала думать. — И обошла его стороной.

Думать ей пришлось в другой раз. В кресло к ней посадили военного средних лет, чем-то отдалённо похожего на Сокольникова, может, чуть крупнее и более светловолосого, но с такой же хитринкой в серых глазах. Ему нужно было уложить непослушные жёсткие вихры, и пока Люба занималась ими, он заинтересованно, до беззастенчивости оглядывал её с головы до ног. В общем-то, привыкшая уже к таким сеансам «обладания глазами», Люба слегка смутилась и в конце работы с его головой посмотрела на гостя в зеркало с вопросом: «Ну, и что дальше?» Он «прочитал» этот её взгляд.

— Извините, я не представился. Полковник Орлов, военврач, профессор. — Он встал перед ней. — А вы — Люба Сокольникова? Мы говорили о вас в студии с профессором Воробьёвым… У нас возникла идея…

— Составить птичий базар? — хмыкнула Наташка.

— Что-то вроде… Орлов, Воробьёв, Сокольникова… Не могли бы мы обсудить её после записи передачи?

— Могли бы, могли бы! — опять сунулась подруга.

— Это, если я буду свободна. А где? — спросила Люба.

— Можно здесь, если вам удобно. Можно у Воробьёва. У него здесь своя комната. Или где-то у вас тут кафе… Выбирайте сами. Разговор серьёзный. Мы хотим предложить вам принять участие в одном эксперименте…

— Но я же работаю… И скоро должна ещё учиться, — не определилась с ответом Люба.

— Понимаю. Давайте обсудим это чуть позже. Поле записи передачи мы с профессором зайдём к вам?

— Хорошо.

Они зашли примерно через час вместе с Василием Семёновичем. Люба только что присела отдохнуть после сложной работы с пожилой капризной дамой, потребовавшей убрать с её лица «следы времени». Василий Семёнович жестом попросил Любу встать, задвинул кресло к столу.

— Прошу ко мне, Любовь Андреевна. Вот уважаемые учёные хотят с тобой поговорить.

Много всего перебрала Люба по дороге к месту разговора из того, чтобы ей могли предложить «уважаемые учёные», но в точку не попала. Думала, будут приглашать в секретарши к кому-то, в помощницы, в «инженеры по соцсоревнованию», соображала, как ответить, что хотела бы остаться на месте. Но…

— У нас в госпитале есть несколько тяжких последствий выполнения нашего интернационального долга, — заговорил полковник. — Это молодые солдаты и офицеры, искалеченные войной в Афганистане. Некоторые из них осознают своё положение и нашими усилиями идут на поправку, готовятся к жизни в новых условиях. И, как вы, очевидно, представляете, есть молодые люди, считающие, что жизнь для них завершена. Они очень трудно поддаются реабилитации и лечению. Есть, кто полностью отказывается от любых процедур и медикаментов.

— Они потеряли главное — надежду, — вставил профессор Воробьёв, ведущий на телевидении передачи о психологии личности в сложных условиях.

Люба застыла в кресле, не понимая, куда клонится разговор.

— Я предложил коллеге Орлову попробовать в работе с ними использовать, как мы говорим, «якорь надежды», понимаете, Любовь Андреевна?