Жан-Мишель Генассия - Клуб неисправимых оптимистов

— Прости, старина, мне нужно заняться этими господами.

Супружеская пара подписывала квитанцию на заказ. Муж протянул чек; отец небрежным жестом наколол его на штырек и показал бумаги дяде.

— Десять тысяч! Глазам не верю! — изумился Морис.

Мама с гордостью объясняла брату, как функционируют различные службы и как трудно найти в Париже опытных мастеров для выполнения работ.

— Я потрясен! Вы — лучшие!

Когда мама назвала дяде сумму торгового оборота, он ей не поверил.

— Будь у нас достаточно персонала, мы бы не теряли потенциальных покупателей и доход был бы процентов на тридцать-сорок выше.

— Ну что тут скажешь, Элен, браво, браво, браво! Я рад, что семинары по менеджменту принесли свои плоды.

— Они мне очень помогли, — признала мама.

— Тебе бы следовало прослушать курс «Улучшите качество швов в водопроводном деле!», — пошутил папа, — тогда ты могла бы открыть магазин в касбе. [112] Касба — крепости во многих населенных пунктах Северной Африки. В Алжире это название было перенесено на весь Старый город, который в 1992 году ЮНЕСКО был объявлен всемирным наследием.

Следующие два дня мы бегали по магазинам, закупая продукты для пышного семейного ужина.

Сесиль решила уехать на две недели к дяде, который жил недалеко от Страсбурга, — других родственников у нее не было. Она написала письмо Пьеру, приложив копию первой главы работы об Арагоне, сделанную на плюре. [113] Тонкая прозрачная бумага, покрытая с одной стороны слоем клея и употребляющаяся в литографии.

— Когда Пьер вернет текст, я дам тебе почитать, — пообещала она. — Хочешь что-нибудь приписать?

Мне так много нужно было сказать Пьеру, что я не знал, с чего начать. Я поблагодарил его за пластинки, написал, что слушаю их каждый день и думаю о нем, а товарищи мне завидуют. Пообещал, что верну все в целости и сохранности, как только он вернется. Потом рассказал о лицее, Шерлоке и Хиляке, описал свои математические злоключения и людей, которых встретил в клубе. Я слегка приукрасил свое повествование, добавив, что члены клуба — банда революционеров и за ними следит человек из префектуры. Я был уверен, что Франку это будет интересно. Я попросил Пьера узнать хоть что-нибудь о брате и сообщить мне. Хотел добавить, как мне не хватает наших с ним споров, но вовремя вспомнил, что Пьер терпеть не может сантиментов, и зачеркнул две последние строчки.

— Ты что, роман собрался писать? Дашь прочесть? — полюбопытствовала Сесиль и попыталась заглянуть мне через плечо, но я сунул листок в конверт и запечатал.

На улице было холодно, но мы все равно отправились бегать в Люксембургский сад и сделали пять полных кругов.

Я проводил Сесиль на Восточный вокзал, посадил ее в вагон, вышел на улицу, заметил в кафе напротив настольный футбол и не устоял.

Мама уговорила Мориса поселиться у нас.

— Зачем тратить деньги на гостиницу? У нас вполне достаточно места.

Мне пришлось перебраться в комнату Жюльетты, а свою уступить кузенам. Морис и Луиза заняли комнату Франка. Квартира превратилась в подобие кочевого стойбища или семейного пансиона, битком набитого отдыхающими. В ванную и туалет выстраивалась очередь. На войне как на войне, говорил папа — он был единственным, кому не нравился этот веселый хаос. Он уходил на рассвете, возвращался поздно и не приходил к ужину, прикрываясь работой в магазине. Потом он на три дня уехал в Ланс, сказав маме, что бабушка Жанна плохо себя чувствует. Две недели я не спал из-за храпа Жюльетты. Никто не подозревал об этой чýдной особенности моей младшей сестры. Я тряс ее, толкал, даже щипал — она переворачивалась на другой бок и через пять минут выдавала еще более громкие рулады. Когда я объяснил Жюльетте, почему никак не могу выспаться, она ужасно обиделась и сказала, что я вру. На следующую ночь я позвал в комнату наших кузенов Тома и Франсуа, и они убедились в моей правоте. Жюльетте пришлось смириться, но она мне этого не простила.

Морис был настоящим киноманом и, приезжая в Париж, старался посмотреть как можно больше фильмов. На сей раз дядя пригласил нас составить ему компанию, но поставил условие: кинотеатр и фильм выбирает он — и никаких мультиков. В Алжире ходить в кино было небезопасно — в залах взрывали бомбы. Кроме того, фильмы там шли в дублированном варианте, а Морис считал это преступлением. Джон Уэйн, говорящий по-французски, вызывал у него смех, а Кларк Гейбл — слезы. Луиза с моей матерью опустошали магазины и бутики на Фобур-Сент-Оноре, а мы каждый день смотрели какой-нибудь американский фильм в оригинальной версии. Если Луизе удавалось уговорить мужа пойти на французский фильм, он засыпал ровно через пять минут и спал до конца сеанса. Так стоило ли попусту тратить время? Морис шел вниз по Елисейским Полям, разглядывая афиши, читал названия и решал, будет нам скучно или нет. Одна афиша привлекла его внимание.