Иногда мне казалось, что я снова там и что Англия — это лишь сон. Бывали и такие минуты, когда Англия становилась реальной, и сон исчезал, но я никак не могла соединить их вместе.
Прошло время, я привыкла к Англии, и она даже стала мне нравиться. Я привыкла ко всему, кроме пронизывающего холода и ощущения, что города, в которые мы приезжали, все как один похожи друг на друга. Мы постоянно переезжали из одного места в другое, и оно оказывалось точно таким же, как предыдущее. Всегда имелась узкая серая улица, ведущая к служебному входу в театр, и еще одна узкая серая улица, где мы снимали жилье, и ряды домишек с трубами, похожими на трубы игрушечных пароходов, и серым дымом цвета серого неба; и серые каменные набережные, твердые, голые и прямые, протянувшиеся вдоль серо-коричневого или серо-зеленого моря; и главная улица с названием Корпорейшн-стрит или Хай-стрит, или Дьюк-стрит, или Лорд-стрит, по которой вы бродите и глазеете на магазины.
Местечко называлось Саутси.
У нас были хорошие комнаты. Хозяйка сказала:
— Нет-нет, я не сдаю жилье артистам.
Но она не захлопнула перед нами дверь. Моди немного поговорила с ней, стараясь держаться, как настоящая леди, и хозяйка сдалась:
— Ну что ж, для вас я могу сделать исключение.
На следующий же день она начала скандалить, потому что обе мы встали поздно и Моди спустилась вниз в ночной рубашке и рваном кимоно.
— Расхаживаете полуголые по гостиной, а из окна все видно, — ворчала хозяйка, — и это в три часа пополудни. Добываете дому дурную славу?
— Не беспокойтесь, мэм, — сказала Моди, — через минуту я поднимусь наверх и переоденусь. У меня с утра дикая головная боль.
— А мне ваша головная боль ни к чему, — сказала хозяйка. — К обеду извольте одеться прилично. И не болтаться по дому в ночных рубашках.
Она хлопнула дверью.
— Знаешь что, — сказала Моди, — эта старая курица начинает меня раздражать. Я скажу ей пару ласковых, если она еще раз прицепится.
— Не стоит обращать внимания, — сказала я.
Я лежала на диване и читала роман Золя «Нана» [3] …роман Золя «Нана» — Роман «Нана» (1880) входит в серию из двадцати романов «Ругон-Маккары». Естественная и социальная история одной семьи в эпоху Второй империи» (1871–1893), объединенная общей идеей — обнажить динамику развития личности, семьи, социальных групп в обществе, а самого общества — в истории. Натурализм романа «Нана» смущал многих читателей, например, М.Е. Салтыкова-Щедрина. Но невозможно отрицать и противоположный факт: влияние Золя признавали многие писатели, о мировом значении его творчества говорили Л. Толстой, М. Твен, Б. Шоу, Т. Манн и другие.
. Книга была в бумажной обложке с цветной картинкой, на которой плотная брюнетка размахивала бокалом. Она сидела на коленях лысого джентльмена в смокинге. Шрифт в книге был очень мелким, и от бесконечной вереницы слов возникало странное чувство — грусти, волнения и страха. Его рождал не смысл того, что я читала, а бесконечный поток темных, неясных строчек.
Позади дивана виднелась стеклянная дверь, за которой была маленькая комната без мебели. Еще одна стеклянная дверь вела в огороженный сад. Дерево у ограды было подстрижено так, что напоминало человека с обрубками вместо рук и ног. В серо-желтом свете неподвижно висело белье.
— Я сейчас оденусь, — сказала Моди, — а потом надо пройтись подышать воздухом. Давай сходим в театр и посмотрим, есть ли для нас письма. По-моему, пошлая книжонка, как считаешь?
— Местами очень даже неплохо, — ответила я.
— Знаю — про шлюху. По-моему, это отвратительно. Бьюсь об заклад, что мужчина, который пишет книгу про уличную девку, не может не лгать. Они для того и пишут книжки — хотят заморочить нам голову.
Моди была высокой и худой. Нос и лоб составляли прямую линию. Волосы тускло-золотистые и очень белая гладкая кожа. Когда она улыбалась, было видно, что сбоку не хватает зуба. Ей было двадцать восемь лет, и у нее была богатая биография. Куча приключений, о которых она любила рассказывать, когда мы вечером возвращались домой из театра. «Тебе нужно научиться быть шикарной, и тогда все будет в порядке», — любила говорить она. Продолговатое бледное лицо, по бокам свисают длинные пряди.
— Шик — это главное, — повторяла она.
В театре для нас писем не было.
Моди сказала, что знает магазин, где продают чулки, которые мне нужны.
— Вон на той улице перед поворотом.
В одном из домов, мимо которых мы шли, кто-то играл на пианино, — это было похоже на звон капели. Мне захотелось послушать, и я замедлила шаги. Но звуки все удалялись и удалялись, а потом совсем затихли.
Читать дальше