Модернистская, по сути, идеология — самоопределение героини как «я» и одновременно отождествление себя с «другими» — роднит роман Джин Рис с творчеством писателей первой трети XX века. Подобно Форду Мэдоксу Форду, писательница передоверяет повествование своей героине, растворяясь в ней и добиваясь полного перевоплощения: так, если Анна и пытается вспомнить что-то из прочитанного, то делает это с ошибками, колебаниями, как любой обыкновенный читатель, далекий от литературной деятельности. Получается роман без цитат. При этом авторское, автобиографическое, начало стирается из повествования без следа. Зато между героиней и невидимым автором обозначается дистанция: Анна плывет по течению, то и дело теряя управление, тогда как автор крепко держит в руках руль («не бывает романа без формы», повторяла писательница, «это жизнь бесформенна»). Дистанцию эту трудно назвать «иронической», как это принято называть в литературной критике, — слишком, слишком человеческой предстает рассказанная в романе история.
Это же начало — «слишком, слишком человеческое» (вспомним Ницше), — в сочетании с драматическим драйвом, а также открытый финал, сближает Джин Рис с прозаиками 1960-80-х, стремившимися найти симбиоз «последних» вопросов и живого читательского интереса. Но оно же и отличает ее от них. Кажется, один и тот же прием использовали Рис и Стоппард, она в последнем романе «Широко Саргассово море» (1966), он — в пьесе «Розенкранц и Гильденстерн мертвы» (1966): рассказ от лица эпизодического персонажа известнейшего литературного произведения. Ан нет! При всем внешнем сходстве с постмодернистской эстетикой, с готическим романом, несмотря на присутствие идей феминизма, постколониализма и других явлений современной культуры, главной в романе остается та позиция, которую Джин Рис выбрала для себя в детстве: «встать на другую сторону, слиться с другими… изменить цвет кожи». Во всяком случае, стоит прислушаться к самооценке писательницы: «Помню, когда в детстве я прочитала «Джейн Эйр», я подумала: «Почему она (Шарлотта Бронте. — Н.Р.) решила, что если креолка, то обязательно сумасшедшая? Какой позор — представить Берту, первую жену г-на Рочестера, умалишенной!» И, помню, я тогда себе сразу сказала: будь моя воля, я бы описала все, как было на самом деле. Казалось, я вижу эту несчастную тень».
Итак, Джин Рис — повесть об одинокой девушке в большом чужом городе — «Путешествие во тьме».
Наталья Рейнгольд
Чувство было такое, словно упал занавес и скрыл все, что я знала раньше. Как будто пришлось родиться заново. Изменились цвета, запахи, само восприятие происходящего. Не просто разница между жарой и холодом, светом и темнотой, пурпурным и серым. Ощущение счастья стало другим. И страха — тоже. Вначале Англия мне не понравилась. Я никак не могла привыкнуть к холоду. Иногда я закрывала глаза и представляла себе, что огонь камина или тепло от постельного белья, в которое я закуталась, — это лучи солнца. Или воображала, что я дома, стою у двери и смотрю на залив, виднеющийся за Рыночной улицей. Когда дул бриз, море сверкало, как миллион блесток стекляруса. В тихие дни оно становилось пурпурным, как Тир и Сидон [1] Тир и Сидон — согласно легенде, в древних городах Тире и Сидоне был открыт секрет производства пурпурной краски. Тир — финикийский город, возникший в третьем тысячелетии до н. э. Издревле богатство Тира, наряду с многочисленными колониями, составляло производство пурпурной краски. «Золотой век» Тира наступил в X в. до н. э., когда правитель Хирам расширил свои владения, соединив два острова, на которых и располагался город. Сокровища Тира не давали покоя Навуходоносору, — в VI в. до н. э. он в течение тринадцати лет держал осаду города. Тогда жители покинули городские стены, но сама крепость устояла. Второй раз осаде Тир подвергнул Александр Македонский в 332 году до н. э. Упомянутый в Новом Завете Тир был захвачен в 634 году н. э. приверженцами ислама, и после крестовых походов захирел. Сидон же расположен в 48 км к югу от Бейрута (современное государство Ливан). С древних времен Сидон (название происходит от финикийского слова Saidoon) известен своими садами, цитрусовыми и банановыми плантациями. Полагают, что Сидон ведет свое начало от 6000–4000 гг. до н. э., в XII–X вв. до н. э. это был крупнейший город Финикии, в VI–V вв. до н. э. он входил в состав Персидской Империи. Древний Сидон славился стеклодувным производством и техникой добычи пурпурной краски из раковин моллюска Murex trunculus (красный цвет считался знаком королевской власти).
. Рыночная улица пахла ветром, а узкие улочки пахли ниггерами и дымом, и солеными рыбными котлетами, зажаренными на топленом жире. (Котлеты продают чернокожие женщины, они носят их в тазах на голове и кричат: «А вот горячие рыбные котлетки, свежие да румяные»). Странно, но об этом я думала чаще, чем о чем-либо другом, — о запахе улиц и франжипани [2] Франжипани — красный жасмин, цветок тропического дерева, распространенного на островах Карибского моря. Свое европейское название красный жасмин получил благодаря парфюмеру Франжипани, впервые изготовившему духи с ароматом экзотического цветка. Красным жасмином традиционно украшают свадебные церемонии.
и о смешанном запахе лайма, корицы, гвоздики и сластей, приготовленных из имбиря с патокой, а еще о запахе ладана после похорон или о шествии во время праздника тела Христова, и о пациентах, толпящихся возле приемной врача, и о запахе морского бриза, совсем не похожем на запах ветра, дующего с суши.
Читать дальше