Су Тун - Рис

Прячась однажды от брата с сестрой под кроватью покойного деда, Ми Ш эн, дабы втиснуться глубже, уперся ладонью в покрытую плесенью стену, как вдр уг на пол с гр охотом выпал кирпич. Любопытный Ми Ш эн сунул руку в дыру и извлек из стены небольшую шкатулку и тонкую книжицу.

Выбравшись из-под кровати, Ми Ш эн первым делом открыл деревянную крышку. В потемках сырого покоя сверкнул яркий блеск золотых украшений. Ми Ш эн, позвав брата с сестрой, показал им шкатулку:

– Вы знаете, что это? Золото! В прятки не будем играть: лучше золото в лавку снесем, на конфеты сменяем.

– На сколько конфет это можно сменять? – потянулся к шкатулке Чай Ш эн.

– Да на целый мешок, – Ми Шэн сунул шкатулку за пазуху. – Вам половину отдам. Только мамке ни слова. И в лавку мы скрытно пойдем, чтобы мамка с отцом не узнали.

– А это чего? – Сяо В ань зашуршала книжонкой. – Здесь что-то написано.

Глянув на книжку, Ми Ш эн отобрал у сестры ворох сшитых страниц и забросил его под кровать:

– Это книга. Её ни на что не сменяешь.

Вся троица, втайне от папы и мамы, отправилась в лавку. Ми Ш эн, встав на цыпочки, грохнул о стойку шкатулкой.

– Там золота много, – сказал он хозяйке. – Я знаю, что золото – те же монеты. Дадите нам много конфет, и поладим.

Хозяйка открыла шкатулку и чуть не упала. Придя понемногу в себя, она бросилась к дв ери, закрыла её на засов и, вернувшись к своим малолетним гостям, зашептала:

– Коль взрослым не скажете, я преогромный кулек вам отсыплю. Вы мне обещаете?

– Я никому не скажу, – отвечал ей сгорающий от нетерпенья Ми Ш эн. – И они не посмеют. А скажут, их в доску прибью. Где конфеты?

Окинув детей недоверчивым взглядом, хозяйка не слишком уверенно вынесла из-за прилавка кулек леденцов и вручила Ми Ш эн’у.

Несколько дней дети ели конфеты с утра и до н очи. Набивший конфетами сумку Ми Ш эн угощал, если был в настроении, школьных приятелей, но еще чаще менял леденцы на рогатки, коробки из-под сигарет и стеклянные шарики. Мать и отец, день-деньской пропадая за стойкой торгового зала, не замечали престранного пира, пока Сяо В ань не разбила еще одну чашку. Ци Юнь зашлась в крике.

– Ты, мама, меня всё ругаешь, – захныкала дочь. – Почему не ругаешь Ми Ш эн’а? Он золото в доме украл, на конфеты сменял...

Ци Юнь сл овно ударило громом. Она первым делом помчалась в лавчонку. Прохожие – в утренний час их немало толкалось на улице – слышали, как надрываясь в неистовом плаче, Ци Юнь изрыгала проклятья за дверью. Зеваки, протиснувшись внутрь, наконец, уяснили из свары «ты слово, а я тебе два» суть скандального дела. Семья из лабаза Большого Гуся снова стала посмешищем. Бам. Хозяйка лавчонки швырнула чего-то на стойку. Прикрыв от зевак своим телом шкатулку, Ци Юнь принял ась проверять содержимое.

– Серьги! – Ци Юнь крепко стиснула зубы. – Попробуй сережки зажать, в гроб живьем затолкаю.

Ми Ш эн, возвратившись из школы, почуял неладное, но не успел убежать. Обмотав его тощее тельце веревкой, У Л ун, перекинув конец через балку, подвесил Ми Ш эн’а в гостиной. Вращаясь под кровлей с болезненной миной, тот видел лицо одержимого жутким убийственным гневом отца, длинный шест в его сильных руках, боязливо скрывающихся за отцовской спиной Сяо В ань и Чай Ш эн’а.

– Кто выдал? – Ми Ш эн вдруг забился под крышею. – Кто рассказал?!

Сяо В ань, подскочив от испуга, помчалась к Ци Юнь и прижалась к ней телом.

– Не я, – опустил лицо долу Чай Ш эн. – Я вообще ни при чем.

Мать недвижно сидела на кресле, и даже в едва освещенном углу было видно, как мелко дрожат ее бледные губы. Нетерпеливо поднявшись, Ци Юнь, оттолкнув Сяо В ань, со скривленным от злобы лицом закричала У Л ун’у:

– Лупи его! Д осмерти бей! Мне такой сын не нужен.

Сверкнув, полированный шест с тихим свистом ударил в висящее тело. Ми Ш эн поначалу сносил нестерпимую боль, беспрерывно твердя: «Я тебя придушу, Сяо В ань», но затем провалился в беспамятство. Он еще слышал глухие удары шеста, но и те, «ускользая сыпучим песком», постепенно оставили слух. Его часто лупили, но как в этот день – никогда.

Он очнулся в постели. С распухшими веками красных заплаканных глаз мать латала подметки под тусклою лампой. Ци Юнь тут же бросилась к сыну, обняв его голову.