Су Тун - Рис

Северный ветер бил прямо в лицо, принося с собой стынь родников и колодцев. Кривые, в ухабах и ямах проулки. Кривые столбы фонарей. Яйцевидные тусклые лампы. Снующие вместе и порознь, одетые в пестрый вечерний наряд мужики и бабьё со следами распутства на лицах. У Л ун уже свыкся с душком городской суеты. Сунув г олову в двери борделя под длинной гирляндой больших фонарей, У Л ун не успел оглядеться, как сонная девка схватила его пятерней за обритое темя, промямлив скрипучим мужским голоском:

– Заходи, развлекайся. Недорого.

Красные губы ее приоткрытого рта походили на пару опавших и слипшихся листьев. У Л ун промычав что-то вроде «совсем денег нет», поднырнул под двумя фонарями и, выскочив вон, отбежал на десяток шагов. На душе было гадко.

– Вонючая шлюха!

Он тронул холодной, как талые воды, рукой необычно горячую щеку.

– Вонючие шлюхи, имел я всех вас! – чертыхался У Л ун, ударяя себе по щек ам.

Чертов северный пригород. Столько водилось здесь легкого нрава девиц, сколько дома, в селении Кленов и Ив, не росло на полях всходов риса. Похоже, что шлюхи взрастают из каждой блудливой елды. Ну и пусть. Мне на них наплевать.

В кинотеатре как раз завершился показ, и все зрители плотной толпой разом хлынули через стеклянные двери. У Л ун, оглянувшись, заметил зажатую в давке Чжи Юнь в её броском зеленом цип ао. Под ручку с Чжи Юнь, утиравшей платочком слезу – вероятно, проплакала все представленье – У Л ун разглядел мужичонку. Уже подцепила кого-то, полдня не прошло. Если в зале Чжи Юнь и рыдала, то выйдя на улицу, с томной улыбкой на бледном лице она строила глазки.

– Чжи Юнь! – заорал во весь голос У Л ун, привлекая брезгливые взгляды.

Плевать. Он приставил ладони ко рту, наклонился вперед, набрал в легкие воздуха:

– Старшая барышня!!

Та подвела мужичонку к У Л ун’у:

– Чего разорался? Я только с показа: трагично, слезливо, чувствительно. Т ыже как чёрт здесь орешь.

– Возвращайтесь домой. Я искал вас. Все ноги стоптал.

– Ты искал меня? Я не терялась, – Чжи Юнь, засмеявшись в ладошку, толкнула поклонника. – Топай, давай: домочадцы меня обыскались. Смотри, чтоб мужик мой тебя не побил. Эх, и сильный же он у меня.

– Твой мужик? – мужичонка брезгливо взглянул на нескладные туфли, обвислые, не по размеру штаны, мешковатую куртку У Л ун’а. – Я так и поверил. Мы завтра где встретимся?

– Пшёл! Ты свое получил, – Чжи Юнь, шаркнув подошвой по коже его до слепящего блеска начищенных туфель, опять ухмыльнулась. – У Л ун, не отстанет, побей. Я терпеть не могу приставал.

У Л ун молча уставился прямо в лицо ухажеру. Отпрянув на пару шагов, тот испуганно бросился прочь, чтобы скрыться во тьме прилегавшего к театру проулка. Чжи Юнь колотила в ладоши:

– У Л ун, ты его напугал. Одним взглядом его напугал!

– Может быть. Первый раз меня кто-то боится, – У Л ун с неприязнью взглянул на Чжи Юнь. – Возвращайтесь домой. Меня только за этим послали. Повозку нанять?

– Я пешком доберусь. Провожай!

Они молча шагали бок о бок в одном лишь локте друг от друга. Толпа из театра исчезла в ночном полумраке, и улица вновь погрузилась в безмолвие. Вн емля звучанию собственных грузных шагов, наблюдая, как две непохожие тени сливаются, вновь разделяются, словно неспешно текущие струи, У Л ун ощущал, как какой-то комок, разрастаясь в груди, напирает на сердце и легкие. Вот почему было трудно дышать, из-за этого мысли пришли в беспорядок.

– Я думал, вы плакали. Кто же мог знать, что вы в театре. Еще с мужиком.

– Отодрать его дядю! – Чжи Юнь, стала хлопать рукой по столбам фонарей, чертыхаясь сквозь зубы. – Я псине хотела одной показать, что могу без него развлекаться. Плевать. Мне на всё наплевать.

Воздух был стыл и влажен. Мохнатые перья снежинок, заполонившие мало-помалу ночной небосвод, исчезали, касаясь земли. Миновав освещенный торговый квартал, они вышли на темную улицу Каменщиков. Здесь Чжи Юнь мигом сбавила шаг, заглянула У Л ун’у в глаза и, шагнув в его сторону, мягко задела плечом.

– Я замерзла. Ты слышишь? Замерзла, тебе говорю!

– И мне тоже не жарко.

У Л ун, задрав голову, глянул на белые перья. Ну, надо же, снег. Знать, не часто он здесь…