Жан Эшноз - Я ухожу

Они вышли из отеля «Лондон и Англия» и, вместо того чтобы повернуть к океану, который этим вечером был явно в скверном расположении духа, зашагали в другую сторону. Дни торопливо укорачивались, теснимые долгими осенними ночами. Феррер и Делаэ направились по авеню Свободы к одному из мостов, переброшенных через реку.

Эта река тщетно стремится донести свои волны до Кантабрийского моря — последнее, с его приливами, отбрасывает их назад, врываясь в устье мощным соленым потоком, отравляющим пресную речную воду. Морской вал, идущий против течения, разбивается сперва о пилоны мостов Зуриола и Санта Каталина и лишь миновав мост Марии-Кристины слегка утихает. Но и тогда море долго еще бурлит в недрах реки, баламутит, вздымает ее поверхность толчками, словно младенец в материнском чреве, и так до самого моста Мундальз, а может быть, и дальше, до верховья. Феррер и Делаэ остановились на середине моста и с минуту молча наблюдали войну пресных и соленых вод внизу; Делаэ бегло подумал, что так и не научился плавать, та же мысль посетила теперь и Феррера.

«В сущности, я мог бы от вас избавиться раз и навсегда, — мирно сказал он, сам не очень-то веря в свои слова. — Например, взять да утопить вас без всяких церемоний. Да-да, я имею на это моральное право — после вашего мерзкого деяния». Делаэ поспешно возразил, что такая инициатива навлечет неприятности на самого Феррера, но тот ответил, что он, Делаэ, официально давно мертв, и нынешнее его исчезновение пройдет совершенно незамеченным.

«Вас считают умершим, — подчеркнул Феррер. — С точки зрения закона вы уже не существуете, и вы сами к этому стремились, не правда ли? Значит, устранив вас, я ровно ничем не рискую. Убить мертвеца — это не преступление», — заключил он, не зная, что в точности повторяет доводы, которые сам Делаэ развивал перед Палтусом. «Ну что за шутки!» — воскликнул Делаэ.

«Вы этого не сделаете!» — «Да, наверное, не смогу, — признал Феррер. — Я даже не представляю, как за это взяться, я не владею техникой убийства. Однако согласитесь, что положение у вас хреновое». — «Это верно, — ответил Делаэ. — Я попросил бы вас выбирать выражения, но по сути я с вами согласен».

Все это не очень-то продвинуло дело, и собеседники, исчерпав свои аргументы, смолкли на пару минут. Феррер спрашивал себя, что заставило его выразиться столь грубо. Временами одна из волн, более мощная, чем другие, с шумом разбивалась об основание моста, и брызги пены долетали до ног людей. Смотровые площадки с остроконечными крышами на мосту Марии-Кристины источали слабенький уютный свет. Огни моста Зуриола вверх по течению горели несколько ярче.

«Вообще-то, — благодушно сказал Феррер, — я мог бы привлечь вас к ответственности за воровство, жульничество, злоупотребление доверием и так далее. Начнем с воровства — это уже криминал. Да и сам факт вашей мнимой смерти тоже не слишком законен, разве нет?» — «Понятия не имею», — заверил его Делаэ.

«Я не наводил справок на эту тему». — «Кроме того, я сильно подозреваю, — продолжал Феррер, — что вы скрылись не просто так, — за вами наверняка водятся еще кое-какие неблаговидные делишки». Делаэ вспомнил о злосчастном Палтусе и воздержался от комментариев. «Ладно, — сказал он наконец. — Я проиграл. Мне ничего не остается, как признать свое поражение. Но скажите на милость, что мне теперь делать? В конце концов, это ваша забота, вы-то сами выйдете сухим из воды!» — нагло добавил он.

В ярости Феррер бросился на Делаэ, опрокинул наземь и, беззвучно ругаясь, сдавил ему горло. «Ах ты гомик вонючий! — закричал он наконец в полный голос, забыв, что минуту назад упрекал себя в излишней грубости, — сволочь ты проклятая!» Его жертва, запрокинув голову над бурлящей рекой, тщетно пыталась протестовать, но из хрипящего рта вырывались лишь невнятные мольбы: «Нет… не надо… прошу…».

Вот уже год, как мы познакомились с Феррером, но все еще не удосужились описать его с физической стороны. Впрочем, нынешняя коллизия не располагает к долгим рассуждениям, а потому будем кратки: это довольно высокий пятидесятилетний брюнет с зелеными, а иногда и серыми глазами, недурной наружности; добавим, что, невзирая на его сердечные проблемы всех видов и отнюдь не богатырскую мускулатуру, он способен действовать с удесятеренной силой, стоит ему занервничать. Что и произошло в данном конкретном случае.

«Говнюк поганый! — продолжал он браниться, вцепившись мертвой хваткой в горло Делаэ. — Чертов жулик, чтоб ты сдох!» По мосту мчались машины, внизу прошло рыбачье судно с потушенными огнями, четыре пешехода проскользнули мимо, игнорируя их потасовку, — никто не остановился, хотя она явно грозила окончиться скверно. «Нет… — хрипел Делаэ, — прошу вас… не надо!» — «Молчи, мерзавец, молчи! — свирепо кричал Феррер, — или я тебе всю морду расквашу!» Делаэ уже бился в конвульсиях, и Феррер почувствовал замирающую пульсацию его сонной артерии так же отчетливо, как биение собственного сердца, несколькими месяцами раньше, во время эхограммы. «Господи Боже мой, — недоумевал он, — да что это со мной такое, почему я сегодня ругаюсь, как извозчик?»