Энтони Берджесс - Мистер Эндерби изнутри

— Не за что мне извиняться, — булькнул Эндерби, исчерпав запас воздуха.

— Ну, тогда извинись за то, что сейчас делаешь.

— Больше не буду, — сказал Эндерби, бросил деревянное седалище, и Джек, которого ничего теперь не тянуло, отлетел назад к шкафчику в вестибюле, ударился об него, опрокинул, оставаясь по-прежнему в хомуте. Звякнуло зеркальце шкафа; из открывшегося вдруг ящика посыпались письма, не полученные людьми, давно тайком отбывшими, и очень красочные купоны на стиральный порошок со скидкой в пять пенсов каждый.

— Делу, — попытался сказать Эндерби, вдвое согнувшись, будто должен был всасывать воздух с пола, — делу, — видя на полу Джека и валявшийся рядом сортирный хомут, деревянного родича упавшего шкафа, — конец.

— Иди наверх, любовь моя, — сказала женщина Джеку. — Ты устал после тяжелого трудового дня. Я налью тебе добрую чашечку.

Джек поднялся, стащил с себя хомут и, еще задыхаясь, протянул его Эндерби.

— Получил свое, — констатировал он. — Я не злопамятный, Эндерби. Чтоб все было по-честному, вот за что я выстою или паду в бою. — Он почистился щеткой из шкафчика, одетый в пальто тусклого сливового цвета. — Больше так не делай, вот все, что я теперь скажу, и пускай это будет предупреждение. — Женщина утешительно обняла его, повела вверх по лестнице. Обессилевший Эндерби зашел в собственную квартиру, держа седалище от унитаза, как венок победителя. Давно он так не напрягался. Пролежал, как минимум, час на полу в гостиной, разглядев, до чего грязен ковер. Под диваном лесные орехи, обрывки бумаги. Лежал, пока вдали, сквозь холодный вечерний воздух конца января, часы на муниципалитете не пробили семь. Теперь нет надежды сегодня уехать.

Почувствовав себя лучше, встал с пола и пошел на кухню заглянуть в буфет. Мало смысла и места, чтобы брать с собой полупустые банки и кусочки лярда в бумаге, картошку, ломаные спагетти, горчицу. Он вытащил самую большую кастрюлю миссис Мелдрам и приготовил похлебку из мясной пасты, бульонных кубиков «Оксо», спагетти, оливкового масла, картошки в мундире с грязью и прочим, маринованного лука, сырных корок, маргарина, соли с сельдереем, воды. Нашел в быстро опустевшем буфете забытую тушку цыпленка, подарок Арри, давно протухший. Оставив похлебку кипеть, бережливый Эндерби потопал обратно разбирать и укладывать свои бумаги.

Эндерби, обессилевший после драки, упаковки, густой, слишком сытной, приготовленной им похлебки, проспал утром дольше, чем намеревался. Труды по сборам и расчетам еще не закончены. Оба чемодана набиты, но еще множество рукописей надо было связать и оставить в каком-нибудь надежном месте. Зевающий и помятый Эндерби, со сбившимися в клочья во сне волосами, заварил чай из оставшейся половины пакетика «Тайфу», кофе из последних ложечек «Блу маунтин». Забрав молоко, оставил молочнику прощальную записку, несколько пустых бутылок и чек на пять шиллингов четыре пенса. Потом выпил одну чашку чаю, остальное вылил в унитаз, возгордившись собой, как бывало всегда, когда ему удавалось пустить в дело то, что другой мог просто выбросить. Разогрел вчерашнюю похлебку и снова себя похвалил, когда газ погас в середине процесса. Впустую опять ничего не потрачено. Он выключил в квартире все электроприборы, съел завтрак, выпил кофе, покурил. Потом в рубашке и в трусах (вчерашний ночной костюм — пижама уложена) высыпал мусор из картонной коробки в мусорный бачок за черной дверью. (Солнечно, пронзительный холод, тонко визжавшие чайки.) Выскреб коробку номером «Фема», столкнувшись с трудностями из-за забившейся по углам слизи от сгнившей кожуры и разрозненных иероглифов чайных листьев, застелил ее двумя-тремя номерами того же журнала, набрал охапки стихов из ванны, плотно их уложил, накрыл очередными «Фемами», перевязал коробку ненужными подтяжками и длинной узловатой веревкой, связанной из валявшихся вокруг обрывков бечевки. Вымыл всю посуду холодной водой (обязательно) и рассовал по полкам. Потом подвергся холодному и мучительному бритью, быстренько сполоснулся, надел повседневный рабочий наряд с вельветовыми штанами и галстуком. Было половина двенадцатого. По его мнению, скоро можно идти. Ключи, конечно. Он вышел в подъезд, обнаружил, что кто-то, предположительно Джек, поставил рухнувший шкаф на место, и положил ключи в ящик. На письме, адресованном давно исчезнувшей миссис Артур Порсрой (почтовый штемпель от 8.VI.51.), написал химическим карандашом: КЛЮЧИ ЭНДЕРБИ, — и вертикально поставил уведомленье на шкафчик. В это время открылась входная дверь. Заглянул мужчина. Он словно играл в затейливую игру, высматривая кого-то везде, кроме того места, где тот находился; скорбным взглядом обшаривал весь вестибюль, потом как бы в конце концов отыскал Эндерби. Мужчина кивнул, бледно улыбнулся, будто сдержанно поздравил себя с успехом, и осведомился: