Бен Элтон - «Номер один»

– Кельвин, она снова здесь, – почти взвизгнула Эмма.

Кельвин обернулся.

– Не смотри! Не смотри! Она увидит, что мы смотрим! – настаивала Эмма.

– Эм, успокойся, – сказал Кельвин. – Я говорил тебе, что эти люди меня не волнуют. И никогда не волновали. Должно быть, она хитростью добыла билет, только и всего. Они все хитрые, эти ненормальные фанаты.

– Она не фанатка, она бывшая участница, и она сказала, что вы еще встретитесь.

– И благодаря тебе, дорогая, мы встретились. В противном случае я бы ее ни за что не заметил.

– Ну да, но возможно, это как с Джоном Ленноном. Может быть, я только что спасла тебе жизнь.

На секунду на лице Кельвина промелькнула тень озабоченности, но он почти сразу же взял себя в руки.

– Эмма, ради всего святого, можно поменьше загоняться по этому поводу? – сказал он.

– А что, если у нее пистолет?

– В наши дни на входе всех обыскивают. У нее нет пистолета.

– Ты говорил, что она не попадет внутрь, но она здесь.

– Хорошо, хорошо, я попрошу охрану присмотреть за ней. Ты не должна позволить этой женщине испортить нам вечер.

Эмма пообещала, что изо всех сил постарается не допустить этого, и вернулась в ложу для знаменитостей, называвшуюся так, несмотря на тот факт, что, по мнению Эммы, ни один из сидевших здесь таковой не являлся. Кельвин присоединился к Берилл и Родни за кулисами, чтобы они могли выйти на сцену, как императоры, спускающиеся на римскую площадь, чтобы вынести приговор рабам, и финал стартовал.

Квазар открыл шоу не слишком мелодичным, но на удивление забавным исполнением классического хита «Black Lace» группы «Agadoo». Квазар начал отходить от прошлого стриптизера и теперь считал себя артистом, развлекающим детей.

– Я не дурак, – сообщил он принцу Уэльскому за сценой. – Кобели приходят и уходят, да? Врубаешься? Но петь для детей – это вечная работа! Посмотри на «Krankees», чувак, они просто молодцы. Через двадцать лет никому не захочется смотреть на мою задницу, но я буду так же хорош для пантомимы! Зацени, чувак!

– Это звучит очень разумно, мистер Квазар, – ответил принц.

За Квазаром выступила Иона, которая так и придерживалась образа милой шотландской девушки и исполнила песню «The Skye Boat Song», которую приняли очень хорошо. После ее выступления Кельвин и Берилл, как обычно, начали ее нахваливать.

– Знаешь что? Ты сделала эту песню.

Затем Кили обратилась за комментарием к Родни. В этот момент послышался смех, крики и шиканье, потому что на шоу «Номер один» яростная ругня Родни в адрес Ионы стала ритуалом, как и то, что двое его коллег хвалили ее. Однако сегодня он отбросил осторожность и пренебрег сценарием. Стараясь не смотреть на Кельвина, зная, что нарушает его приказ, он начал тщательно подготовленную речь.

– Иона, – сказал он, – я хочу кое-что сказать и знаю, что это удивит наших зрителей, но, надеюсь, не очень удивит тебя. Весь мир знает, что на протяжении всего сезона я был очень, очень груб с тобой, я говорил вещи, которые больно ранили тебя, и, возможно, ты думала, что не заслуживаешь их. Хочешь знать, почему я так поступал? Хочешь, Иона?

– Потому что ты идиот, Родни? – сказал Кельвин ледяным голосом, словно советуя ему быть очень осторожным.

– Я поступал так, потому что уважаю тебя, Иона. Я хотел испытать твой характер, проверить тебя, заставить тебя доказать всему миру, какой твердой ты можешь быть, какая ты хорошая артистка. Все знают, что в прошлом году я всем сердцем поддерживал тебя, поэтому, сделай я то же самое в этом году, никто бы не заметил, все бы подумали, что я делаю это из чувства вины, и моя похвала была бы бессмысленной. Но, обижая тебя все это время, я дал тебе возможность показать миру, что ты абсолютно самодостаточная, сильная женщина. Это было отличное выступление, Иона. «The Skye Boat Song» – песня трудная, но ты ее сделала. Ты сделала каждую песню из тех, что когда-либо пела.

Студия замерла, пока он говорил, а когда закончил, зрители разразились аплодисментами.

– Иона, ты хочешь что-нибудь сказать Родни? – спросила Кили.

Казалось, в глазах Ионы стояли слезы.

– Спасибо, – сказала она. – Спасибо тебе, Родни.

За этим последовала рекламная пауза, во время которой Родни воспользовался возможностью извиниться перед Кельвином. Он был так напуган, что едва мог смотреть ему в глаза.

– Прости, друг, – сказал он. – Я не мог сегодня следовать сценарию, ведь ты знаешь, что мне предстоит сказать дальше.

– Родни, ты знаешь, что при обычных обстоятельствах я рассматриваю отклонение от сценария как повод для увольнения, – твердо сказал Кельвин.