Марлон Брандо - Тигр Железного моря

— Да просто у него был мой таракан, — ответил Энни.

Вернулась служанка. Она принесла поднос с фарфоровой бутылкой и тремя крошечными и тончайшими, как яичная скорлупа, чашечками. За ней вошел невысокий китаец примерно одного с Энни возраста, в идеального кроя шерстяном костюме, темно-сером с едва заметной полоской. На шее у него красовался синий в горошек платок, точная копия того, что Энни, покидая тюрьму, подарил зубному врачу.

Мадам Лай представила китайца. Его звали Чун Ху.

— Мой бухгалтел, — пояснила она. — Мы говолим «мастел записей».

Она взмахнула изящной ручкой; элегантно склонился шейный платок, сцепились у груди в нежном пожатии обе руки Чун Ху. До смешного огромные очки перламутрового цвета создавали объем его абсолютно плоскому носу.

«Он явно не боксер, — подумал Энни, — наверное, родился с таким носом». Энни заметил также выпуклость внизу и слева на груди мистера Чуна. Его пиджак был слишком хорошо скроен, чтобы скрыть какой-то предмет.

— Пожалуйста, отдай капитану то, что он залаботал, — сказала мадам Лай по-английски мистеру Чуну, сделав жест рукой в сторону Энни.

Мистер Чун потянулся, по убеждению Энни, за пистолетом. Рука Энни мигом нырнула под пиджак, выхватила из-за пояса девятимиллиметровый «вальтер» и взвела курок. Мистер Чун от щелчка снятого с предохранителя курка даже не вздрогнул. Китайская же вдова захохотала как безумная. Она хлопала в ладоши и взвизгивала от восторга, прикрывая рот рукой (чисто китайская манера прятать крупные зубы и розовые десны). Наконец мистер Чун извлек из внутреннего кармана мешочек с золотом и учтиво, не вздрогнув, положил его на столик перед Энни.

— Прости, парень, — сказал крайне озадаченный Энни, засовывая «вальтер» за пояс. — Сам понимаешь, всякое случается в этой жизни.

Мистер Чун махнул маленькой ручкой почти так же, как это делала его госпожа. И Энни стало ясно, что он, в отличие от госпожи Лай, не особенно силен в английском.

Служанка налила в чашечки жидкость из фарфоровой бутылки. Мистер Чун проговорил:

— Телпение, пожалуйста, капитан, сколо вы полусить шнапс номел один. Поплобуйте этот напиток, осень вкусный китайский вино.

Было что-то нелепое в этом «мастере записей», но его хладнокровие заслуживало восхищения; ведь минуту назад его жизнь висела на волоске.

О золоте не было сказано ни слова до тех пор, пока тончайшая фарфоровая чашечка Энни не наполнилась вином. Мадам Лай пояснила, что в мешочке около сотни английских соверенов. Несколько она высыпала на стол жестом, который Энни счел довольно вульгарным.

— Тысяса доллалов. Мой подалок, капитан Даутли, за то, что вы подалить Хай Шэн жизнь. У меня много капитанов… — рука ее описала широкий круг, повторяя полет дракона на ширме, — …много-много. Но я забочусь обо всех моих людях.

Энни сделал глоток вина из чашечки. По вкусу оно оказалось крайне мерзким. Энни постарался скрыть отвращение и переключился на мешочек с золотом. Он поставил чашечку на стол и, сморщив верхнюю губу, взял в руки соверен.

— Госпожа Лай, очень вам благодарен, но я не могу принять это.

— Нет, вы должны. Увеляю, должны.

— Госпожа Лай, мне еще никогда не платили за спасение чьей-то задницы. Я никого не спасал, а лишь хотел получить своего таракана. Это будет против моих принципов, если я приму деньги.

Пока Энни все это произносил, его внутренний голос вопил что есть мочи: «Принципы? Что за вздор! Энни, это что за детский лепет? Ты что, по своей глупости собираешься упустить целую тысячу долларов?»

— Пожалуйста, наливайте еще вина, — блестя глазами, мадам Лай пододвинула к нему фарфоровую бутылку.

Энни будто читал ее мысли: «Черт! (А как это по-китайски?) Этот парень не желает брать британское золото, не желает пить китайское вино! Чего же он хочет?»

Наступила тишина, томительная и тягучая, как затухающий звук гонга. И вдруг:

— Вы не любить это осень вкусный китайский вино? — Расплющенный нос мистера Чуна от удивления собрался гармошкой.

Внезапно вся эта сцена разозлила Энни.

— Мастер записей, — выдохнул он, — вино мне очень нравится. Лучшей мочи я никогда не пробовал!

Словно услышав его слова, вошел элегантный высокий слуга с подносом, на котором стояла большая бутылка любимого Энни шнапса. Тут он воспрял духом!

Мистер Чун, «мастер записей» госпожи Лай, низко поклонился и молча удалился. Он забрал с собой мешочек золота, лишив Энни возможности передумать.

Она сказала Энни: