Кадзуо Исигуро - Художник зыбкого мира

— Чепуха, Мацуда! Ты очень хорошо выглядишь.

— Нет уж, в этом-то тебе вряд ли удастся меня убедить! — возразил он со смехом. — Хотя за этот год я действительно немного прибавил в весе. Ты лучше расскажи: счастлива ли Норико-сан? Я слышал, что свадьба ее прошла вполне успешно. А ведь когда ты в последний раз приходил сюда, то очень о ней тревожился.

— Да, все сложилось на редкость удачно. И к осени Норико уже ждет ребенка. После стольких треволнений жизнь ее складывается пока удивительно хорошо. Я и надеяться на такое не мог.

— Ты, значит, к осени внука получишь? Что ж, такого события, должно быть, ждут с особым нетерпением.

— Между прочим, — заметил я, — моя старшая дочь тоже через месяц рожать собирается — второго уже. Она давно очень хотела второго ребенка, так что для всех нас это событие будет особенно приятным.

— Да уж, двое внуков, которых ждут с нетерпением… — Мацуда немного помолчал, улыбаясь и кивая, словно в подтверждение собственных мыслей. Потом вдруг сказал: — Ты, Оно, конечно, помнишь, я всегда был слишком занят проблемами улучшения нашего мира, чтобы подумать о женитьбе. Припоминаешь наши споры перед тем, как вы с Митико-сан поженились?

Мы оба засмеялись.

— Двое внуков! — повторил Мацуда. — Да уж, тебе есть ради чего жить.

— Это правда. И с дочерьми мне очень повезло.

— А скажи, ты живопись-то не совсем еще забросил?

— Ну, иногда пишу — так, акварельки, чтобы время провести. В основном растения, цветы. Для собственного развлечения.

— И все-таки хорошо, что ты снова за кисть взялся! Когда мы виделись в последний раз, мне показалось, что ты бросил живопись навсегда. И полностью в ней разочаровался.

— Так и было. Я ведь действительно долгое время даже не брал в руки кисть.

— Да, Оно, ты, похоже, тогда не только в живописи разочаровался, но и все свои прежние иллюзии утратил. — Мацуда вдруг улыбнулся и посмотрел на меня. — А ведь когда-то тебе ужасно хотелось внести свой весомый вклад в общее дело.

Я тоже улыбнулся и сказал:

— Но ведь и тебе, Мацуда, этого хотелось. И ты ставил перед собой не менее высокие цели. В конце концов, ведь именно ты сочинил тот манифест для антикитайской кампании. И вряд ли он отражал самые скромные из наших надежд.

Мы снова немного посмеялись.

— А ты помнишь, Оно, как я называл тебя наивным? Как издевался над узостью твоего кругозора? А как ты сердился на меня, помнишь? Что ж, похоже, широты кругозора нам обоим тогда не хватало.

— Да, наверное. Но если бы тогда мы видели вещи более ясно, то такие, как мы с тобой, Мацуда… Кто знает? Возможно, нам удалось бы совершить что-то действительно хорошее. У нас ведь всего хватало — и сил, и смелости, и куража. Нет, правда, все это у нас было в избытке, иначе мы не смогли бы руководить той кампанией по созданию Новой Японии, помнишь?

— Конечно помню. Хотя тогда у нас и противники имелись весьма могущественные. Вполне можно было самообладание утратить. И больше всего, наверное, нам помогала наша безоглядная решимость.

— Хотя я, например, довольно плохо себе в целом все это представлял. Страдал «узостью кругозора», как ты говоришь. Да и сейчас мне, пожалуй, сложно представить себе тот мир, что простирается за пределами нашего города.

— А мне сейчас, — подхватил Мацуда, — сложно представить себе даже тот мир, что простирается за пределами моего сада. Так что сейчас у тебя, Оно, кругозор куда шире, чем у меня.

Мы еще посмеялись, и Мацуда, сделав глоток чая, сказал:

— Впрочем, не стоит понапрасну винить себя. Ведь мы тогда действовали во имя того, во что свято верили, и отдавали этому все свои силы. Вот только выяснилось под конец, что люди-то мы — самые обыкновенные, не слишком проницательные. Нам просто не повезло, Оно, что мы с тобой оказались всего лишь обыкновенными людьми во время таких необыкновенных событий.

Чуть раньше Мацуда упомянул о своем саде, и мысли мои невольно потекли в этом направлении. Стоял теплый весенний день, и госпожа Судзуки приоткрыла двери, ведущие на веранду. Со своего места я мог видеть яркие солнечные блики на полированных досках веранды. Нежный ветерок, залетавший в гостиную, приносил слабый запах дыма. Я встал и еще шире раздвинул двери.

— Запах гари по-прежнему будит в моей душе тревогу, — заметил я. — Еще совсем недавно он означал бомбежки и пожары. — Я помолчал, глядя в сад, потом прибавил: — Через месяц уже пять лет, как нет Митико.

Мацуда ответил не сразу. Потом тихо промолвил: