Александр Торопцев - Охрана

Сам-то Польский чувствовал себя не то чтобы уверенно, но не безнадежно. Свой огромный балкон он застеклил, утеплил, квартиру отремонтировал лет на пять-шесть, старший сын пристроился, младший получил распределение в ближайшее Подмосковье, в часть, где у Петра Иосифовича были свои люди. Жена чувствует себя хорошо, под две сотни она зарабатывает регулярно, и сам он, если о здоровье говорить, не пьет часто, совсем не курит, по утрам кроссы бегает, купается по шесть месяцев в году и, главное, для данной ситуации, человека он одного знает, бывшего своего начальника, который нет-нет да и позвонит – сам! – да спросит о житье-бытье. Вот человек, честно говоря! Польский пришел к нему капитаном, а он в те годы уже полковником был, директором предприятия в Алмазном фонде. Шишка. Но – человек хороший. Десять лет Польский служил под его началом. Десять лет уж прошло, как начальник по состоянию здоровья уволился из армии. А может быть, и не по состоянию здоровья, а по иной-какой причине – зачем в эти дела вникать, главное, чтобы человек был хороший.

Звонить ему по делу и просить его о помощи Петр Иосифович, конечно же, не будет. Это уж на самый крайний случай. Если совсем дела у него будут швах. Да что-то не верится в это.

– Так, ребята, – сказал он, отложив вниз газеты с кроссвордами. – Через пару минут народ пойдет на выход. Кто хочет здесь стоять? Все равно? Мне тоже, честно говоря. Сергей, мы с тобой здесь, а ты, Виталий, на ворота.

Филимонов кивнул и пошел нестроевым шагом на ворота, распахнул их, закурил. У него тоже было двое детей приблизительно того же возраста, как и у Петра Польского и у Прошина. Они женились, пристроились, за них он пока был спокоен. И жена у него была на должности ведущего инженера с окладом чуть более пятидесяти долларов в месяц и с государственным долгом в 16 месяцев. Сам он имел оклад почти восемьдесят долларов и тот же государственный долг. И надежду он имел на то, что его НИИ наконец-то получит крупный заказ, о котором так долго говорили директор и его замы. Они говорили о нем так долго, как в свое время большевики не говорили о своей революции. Верить Филимонову в свое предпенсионное будущее можно было. Он верил. Именно поэтому он не покинул «ящик» десять лет назад, пять лет назад, три года назад, когда из-за тотального похудания в его семье возник важный вопрос: что делать с тремя довольно приличными костюмами? Теперь же – верь-не-верь – уходить ему и его жене было совсем поздно. Даже на пенсию! Потому что… дело-то они не сделали, дело-то стояло на месте, как облезлый, поросший снизу мхом верстовой столб на заброшенном большаке, бойком в былые времена, безвозвратные.

Что же делать?

Он не отработал в конторе и года. Странно все это. Власть сменилась наверху, а ударило это в первую очередь по простолюдью, как всегда, не подготовленному к подобным ударам.

До свиданья! До свиданья! До свиданья!..

Дверь конторы туда-сюда, изошлась в скрипе. Сотрудники конторы, в основном вежливые, потянулись тонкой лентой в метро либо разбрелись вдоль близлежащих тротуаров к своим машинам. Завелись иностранные моторы, пофырчали на прощание и по дачам. Хорошая у них жизнь. Обеспеченная. Хотя и не у всех. Сокращение и здесь висит дамокловым мечом почти над каждым сотрудником, кроме уборщиц, потому что здание не сократишь, даже отремонтированное.

Скорее бы они все ушли, скорее бы вечер прикрыл весенние, еще не набухшие краски. Надоело все. Опять нужно звонить, просить – ненавистное, постыдное дело. Подайте, пожалуйста, должность охранника! Хорошо хоть с зубами теперь все в порядке на несколько лет, да деньжат немного отложили – месяца на три-четыре. За это время друзья что-нибудь ему найдут, вроде этой конторы.

В прошлый раз он их чуть не подвел с этими зубами. Ну выпали у него четыре передних зуба, он же не виноват в этом! А тут на смену нужно заступать, место хорошее. А он явился! Одежда с чужого плеча, на голове самопостриг чуть ли не под горшок, и ни одного самого нужного для охранника зуба – видок! Они ему (два бывших однокурсника, в органах по распределению служат) сотню одолжили до первой получки, адрес дали знакомого протезиста, за пару дней, говорят, он тебе все сделает, дуй к нему, инженер несчастный, мы ему сейчас позвоним.

Он приехал к протезисту, тот и впрямь обещал выполнить работу через пару дней. «Устроит?» – спросил. – «Вполне!» – обрадовался Филимонов, но когда узнал цену, мигом погрустнел. «Ладно, – протезист пошел на уступку. – Могу в рассрочку предложить, за три месяца, мне ребята твою историю рассказали, надо выручать». Выручили Филимонова друзья и протезист. А сын, когда узнал обо всем этом от матери, накричал на отца (старший, конечно, младший-то у него тихоня) и тут же к протезисту, отдал деньги вперед, спасибо за то, что вошли в положение, если можно, я к вам приду на прием через неделю. Не поймешь эту молодежь. То ругался с ним до коликов в животе по поводу великой державы и каждого отдельно взятого гражданина, а теперь из-за зубов ругается. Ты, говорит, хоть фамилию нашу не позорь, инженер несчастный! Хочется тебе изобретать, изобретай, только гонор свой нам-то, детям, не показывай и мать корми как следует. А нет денег – набери номер мобильника. Трудно, что ли? Или забыл, как меня ремнем стегал? Что, что? Я ведь тоже могу тебя за мамку отстегать. Ладно, батя, извини, это я так, шучу. А ты тоже хорош! Сам-то для нас с Петькой ничего не жалел, а теперь… Вроде из ума еще от старости не выжил, а ведешь себя, как глубокий старик.