Александр Торопцев - Охрана

Работа была у нее несложная – обработка данных полетов, – она требовала от нее исполнительности и внимательности. Здесь так нельзя: кому хочу, тому и дам. Здесь иной профессиональный уровень, иные требования, иные качества. И она этими качествами обладала. На работе – только работа. Все остальное – потом, потом, когда ясно станет самой же, как вести себя здесь, в жутком оазисе мужчин, мужиков.

Весь рабочий день она была на людях, в центре внимания штурманов, инженеров, офицеров, а то и генералов. Она радовалась своему счастью, она строила сногсшибательные планы, но пока тихонько, с глазками невинными, хорошая, мол, я обработчица информации.

Полгода она держала дистанцию, осматривала, как опытный полководец, поле предстоящих сражений, целых полгода! С четырнадцати лет она такого перерыва не знала. Истосковалась по жизни настоящей. Полгода! Уму непостижимо. Женщина такого покроя, степной могучей страсти, познавшая сладость мужской, пусть и робкой, неумелой ласки еще в седьмом классе и с тех пор не страдавшая подолгу от ее отсутствия, тянувшаяся к ней, не отказывающая себе в удовольствии, а в замужестве так просто изнасладившаяся до такой степени, что благоверному все костюмы и джинсы с рубахами стали велики, эта женщина, казалось, для того и родившаяся на свет белый, чтобы объедаться сладкой страстью ежедневно до умопомрачения, до беспредельности, до шума в висках, эта женщина целых полгода, то есть почти двести дней, постилась, что называется. Женщина с недоцелованными губами цвета слегка недозрелой кубанской вишни, с фигурой упругой, пружинящей, с походкой дикой кошки в конце лета, когда они, гуляющие сами по себе, особенно хороши: мягкая пластика, гордая поступь, сытое любопытство со звериным не остывающим инстинктом, плавные движения хвоста, уверенный взгляд, эластичный изгиб спины – я кошка, у меня всего в избытке, а до зимних забот еще далеко. Мне не надо рыскать по подвалам и по другим злачным местам, мне и здесь хорошо, мяу!

В дикой кошке в конце лета есть что-то явно не дикое. Сытость, что ли? А может быть, этакое довольство жизнью? В натуре, уже не во внешности, Ольги Ряскиной было что-то сильное, дико волевое. Царапаться она, конечно же, умела да еще как. И замяукать, измяукаться могла до нервного тика – вынь да положь мне вон ту кофточку, муж ты или нет. Муж-то хорошо познал это за несколько лет супружества. Эти внешние проявления кошачести бросались в глаза, их видно было невооруженным глазом, некоторых они отпугивали, а мужа, например, они просто сводили с ума. Он устал от ее причуд еще в институте. И, может быть, поэтому, когда появился настоящий повод, он со спокойствием издерганного человека пошел на развод, смирился с ним, быстро привык к своей новой «должности» разведенного обитателя гостиницы.

Но даже он, человек неглупый, не успел догадаться о той внутренней силе, которая кошку делает кошкой, а жену его сделала Ольгой Ряскиной. Он привел ее в дом, приобщил к семейной жизни, но не одомашнил. Она жила в доме, но оставалась дикой, вольной, всех заставляла подстраиваться под себя. Даже свекровь, женщину сильную, пыталась сломать. Она была коварнее кошки. Людям удалось приручить это симпатичное животное, хотя и не одомашнить. Ольгу Ряскину даже приручить было невозможно.

Валентина была старше ее на восемь лет, и это оказалось очень кстати: опыт гарнизонной службы землячки помог Ольге в изучении диспозиции.

С Борисом Ивашкиным, сильным тридцатипятилетним летчиком, чем-то, правда, озабоченным, она начала свою бурную жизнь на «Речке». Неплохое начало. И, главное, нужное не только ей самой, но и Валентине. «Ты меня так выручила! – сказала та Ольге после первой их совместной поездки на Протоку в компании штурмана и летчика. – Он мне нравится, понимаешь? Но я боюсь его». – «А чего бояться? – не поняла Ольга. – Ты же не девочка». – «Он никогда не женится на мне. А жить так, серединка на половинку… нет, не в этом дело. В другом, – Валентина боялась говорить с новой подругой о сокровенном. – Я сама не хочу. Не хочу. Хватит». Ольга не стала допытываться, оценив проблемы подруги по-своему. Валентине было за тридцать. Ее сыну – одиннадцать. Дом, правда, у нее хороший. Кирпичный, просторный, обставлен. Гараж, машина, мотоцикл, погреб глубокий. Все от мужа ее, знаменитого в недавнем прошлом летчика-испытателя, осталось. Вроде бы богатая невеста, но куда ей с десятилетним довеском думать о новой семье? Правда, вслух Ольга, практичная, об этом не сказала.