Инна Кошелева - Наш Витя – фрайер. Хождение за три моря и две жены

— Ты — живая Барби только что придуманной новой серии «Барби-соблазнительница». Все тобой восхищаются, все тебя хотят.

— И никто не имеет.

— А капитан? Он тоже не имеет прав на тебя?

— С какой стати?

— Ах, да. Я забыл. Выбираешь ты. Надо спрашивать так: вы с ним партнёры?

Она улыбнулась:

— Не надо спрашивать. Здесь мы вдвоём, я и ты.

Все улицы от набережной вели вверх. Они пошли по одной и внезапно услышали хоровое пение. У самого подножья горы, чуть правее на небольшой площади открылся храм. Толпа у входа раздвинулась, освобождая проход жениху и невесте.

Невеста, похожая на Жаклин Кеннеди-Онасис, за тридцать, но в полном порядке; жениху было все сорок и тоже аристократ — волосок к волоску, стать, походка уверенного в себе мужчины.

— Кто они? — спросила кого-то Кэролл.

— Известные адвокаты, — ответила ей женщина тоже по-английски.

Вот как выглядит богатая свадьба по-гречески. Фата в десятки метров и дети-херувимы в кружевах, поддерживающие её за края. Лепестки роз, сыплющиеся со всех сторон. Кулёчки-сердечки для прохожих — миндаль в сахаре, напоминающий не только о сладости, но и о горечи брака.

Буржуа, элита… И жених, и невеста давно сняли снеток с юных страстей и точно знали, что могут взять от совместной жизни. Витя подумал, что есть у них и брачный контракт, и договор, когда заводить детей и сколько. И даже, как относиться к прежним подружкам и любовникам, они спокойно обсудили.

Священник что-то говорил. О чём-то спрашивал, надевал на головы стоящих пред аналоем два венца, соединенных лентой. После менял венцы, будто путая и сближая мысли этих двоих, из двух аур творя единственную — общую.

И причащались жених и невеста вином из одной чаши. И обменивались кольцами, символически отдавая себя другому. И это как-то странно трогало Витю.

Но главное — музыка. Двуединая мольба о счастье… Мужские и женские голоса в каком-то древнем церковном песнопении расходились на миг, чтобы тут же сойтись и слиться. И этот порыв к единству и был глубинным смыслом ритуала.

Впервые за последние двадцать лет Витя отделил себя от Манечки в пространстве. И вдруг осознал в этот случайный — не из его обычной жизни — миг, что бытовая, физическая нераздельность поглотила дистанцию, при которой только и возможен диалог двух душ. Сиамским близнецам не о чем говорить друг с другом, они и так живут каждый за себя и за того, кто рядом.

И словно для того, чтобы подтвердить: именно в сближении и противостоянии, а не в полной близости мужчины и женщины скрыта и музыка, и игра, и всё напряжение жизни, пальцы Кэролл коснулись его руки. Отдёрнулись.

И вплелись в его пальцы.

Держать её руку в своей было мучительно и приятно. Сухая, крупная, по-мужски сильная рука не лукавила. Какие там намёки? Всё можно, всё… Но в противовес желанию сорвать с Кэролл кукольный воротничок и губами ощутить холодок высокой и гладкой шеи возникало другое: смотреть. Жажда видеть круглый затылок, лоб, нос, впитывать всю эту гармонию была сильнее жажды полного обладания.

Он приблизил к лицу её руку и поразился открывшейся красоте длинных и нежных пальцев, розовому перламутру ногтей и округлости лунок.

…Они взошли на гору очень быстро, но не устали. Самая верхняя улица была совсем короткой, в несколько домиков. Вырубленная в горной породе, она дарила путникам камни-перила для отдыха. Рядом играли дети, женщина отмывала розовый известняк тротуара мыльной водой, на горизонте блистало море. Они посмотрели друг на друга.

— Ты, кажется, растрогался. Зря. Первая моя свадьба была такой же, как та, что мы видели, — сказала Кэролл. — Много лишнего. В наше время самые наивные девушки знают, что такое брак. Я и Ричи жили, как супруги, больше года до венца. Мой бойфренд был очень мил. Маменькин сынок… Нет, нежнее — бабушкин внучек. Такой воспитанный.

— Почему ты ушла? (Виктор не сомневался, что всё распалось из-за неё.)

— Я была не готова отдать этому нежному, слабому мальчику свой мир. Мои утренние пробежки по парку… Мои мысли… Стихи… Моё право быть с другими мужчинами и впадать в депрессию… Он же хотел заботы каждый день, каждый миг.

— А второй брак?

— О, это зверь. Одинокий волк. Питу никто не был нужен. Компьютер, спорт и работа до упора… Он делал карьеру.

— Это плохо?

— Это глупо. Отдать юность за банковскую выгородку? Мы с ним познакомились в финансовом колледже, куда моя мамаша, поумнев на старости лет, сунула меня.

— И…?