— К сожалению, не помню вашего имени, — сказал Адам и обратился к Эвелин: — Это заправщик с нижней заправки, рядом с поликлиникой. Он мне клапан на колесо достал.
— Что ж, мир тесен, особенно у нас, ничего не поделаешь, — сказал заправщик и снова рассмеялся. — Мне просто хотелось как-то обозначиться, увидимся, увидимся.
— Да, — сказал Адам. — Всего хорошего. До свидания.
Эвелин тоже кивнула.
— Фуу-х, — выдохнула она, когда они прошли немного вперед, — какой-то он зловещий.
— Мне тоже так показалось, — признался Адам. — При этом он наверняка абсолютно безобидный.
— А ты вообще боялся, когда переезжал через границу?
— Странным образом нет.
— Правда не боялся?
— Я думал о тебе, все время.
— Даже с Катей в багажнике?
— Да, это напрямую было связано с тобой. Я не могу этого объяснить, но это так.
Эвелин снова положила руку Адаму на плечо.
— Мне нужно в кои-то веки позвонить маме, она еще вообще ни о чем не знает.
— Для того чтоб писать открытки, уже, к счастью, слишком поздно, — сказал Адам.
— Не придумывай отговорки, у нас ведь есть еще время.
— Может, завтра на пароме покатаемся, из Тихани? Там замечательная кондитерская. Ты там бывала?
— Нет, не бывала, — сказала Эвелин. — Почитаешь мне сегодня вслух на ночь? У Пепи в комнате стоит Густав Шваб, старое издание, готическим шрифтом.
Они подошли к краю пристани и остановились между двумя рыбаками. Вода была как мертвая. Лишь от кормы корабля направо и налево расходились по озеру маленькие волны. В молчании они доели две последних инжиринки. Потом Эвелин прислонилась головой к голове Адама. При этом ее соломенная шляпа чуть съехала набок. Какое-то мгновение казалось, что шляпа надета на них обоих.
— Но ты должен был понять это, самое позднее — после Праги!
— Что значит после Праги?
— Или еще раньше, у тебя же была моя сумка!
— И что? — Адам положил раскрытую книгу себе на живот.
— В ней было все: все аттестаты, свидетельство о рождении, свидетельство о прививках, даже мое свидетельство о крещении.
— Откуда мне было это знать?
— Ты ее не открывал?
— Нет.
— А украшения? Зачем ты мне украшения привез?
— Я же тебе говорил, мне казалось, дома слишком ненадежно.
— Ты при этом так улыбался. Для меня это было как знак.
— Потому что я наконец-то снова сидел рядом с тобой.
— А сегодня — я же сказала, что мне наконец-то нужно рассказать обо всем своей маме!
— Ты хотела позвонить маме, потому что она не знает, где ты. Я думал, раз ты остаешься, значит, ты остаешься из-за меня, значит, мы вместе поедем обратно. Ты правда хочешь на Запад?
— Я надеялась, ты тоже.
Эвелин взбила свою подушку, обхватила ее двумя руками и легла на нее животом.
— Ты что думаешь, я все это брошу: дом, сад, могилы, все? Как ты себе это представляешь?
— Тебя ведь никто не ждет, для тебя все намного проще!
Эвелин встала и закрыла окно.
— Я все время говорил, что поеду обратно, что мне делать на Западе?
— Но ты совершенно иначе себя вел, зачем ты тогда таскал за мной все это: аттестаты, украшения, Эльфриду? Ты ведь везде найдешь работу. А платить тебе будут в сто раз больше. Зачем ты спрашивал про это у Михаэля? Я думала, ты всерьез об этом подумываешь!
Эвелин стояла в ночной рубашке около подоконника, скрестив руки на груди.
— А я думал, раз ты остаешься, значит, остаешься. Почему ты тогда не поехала с ними?
— Глупый вопрос, правда, за этот вопрос тебя бы надо — ладно, не трогай меня.
Адам встал с кровати и остановился перед ней.
— Ты думаешь, я бы решился пройти через все это, если бы я тебя не любил?
— Тогда не задавай таких дурацких вопросов. Мне в конце концов тоже пришлось через кое-что пройти.
— Ну ладно, мы квиты.
— Что это значит?
— Что я ни в чем не упрекаю тебя, а ты — меня.
— Звучит как договор о расторжении брака.
Эвелин спиной упала назад на кровать.
— И в какой момент тебе стало ясно, что ты хочешь уехать?
— Наверняка я поняла это только сегодня утром.
Она уставилась в потолок.
— Ты серьезно? После того, как он уехал?
— Я знаю только, что обратно я не поеду.
— И почему?
— Почему я поняла это только сегодня?
— Почему ты хочешь уехать?
— Потому что я не хочу обратно. Я не хочу снова работать официанткой, снова пытаться поступить, снова не получить места, снова видеть все эти рыла, которые спрашивают, почему я не за мир во всем мире, не хочу этого дерьма.
Читать дальше