Лили Прайор - Кабаре

Доктор Пикканте бросил взгляд на табличку с моим сценическим псевдонимом. Потом посмотрел на меня и улыбнулся.

— И давно у вас эти галлюцинации, синьора Капур?

Наверное, я была одного цвета с простынями, потому что он сказал:

— Эти эротические фантазии насчет детектива по фамилии… — Он заглянул в свои бумаги. — …ах, да, Бальбини. А еще о толстяке-коротышке в парике и с куклой чревовещателя. И о попугаях. О том, что вы пели в ночном клубе с сомнительной репутацией. Как его? «Пусси Кэт Лондж»? Ах, нет, «Береника». Жуткое место. Как-то раз мы всей больницей праздновали там Рождество. Туда я больше ни ногой. Еще у нас с вами хозяин клуба Дарио Мормиле. Змеи. Яды. Пожары. И прочая типичная ерунда. Список очень длинный, — продолжал он, поглядывая в бумаги.

— Но это не галлюцинации, — возразила я. — Это моя жизнь.

— Ох, синьора Капур, если бы вы только знали, сколько пациентов играли со мной в эту вечную игру. А теперь скажите мне, чем вы зарабатывали на жизнь, если не считать воображаемые выступления в кабаре?

— Я бальзамировщица.

Он восхищенно закивал.

— А теперь скажите, не перетрудились ли вы в последнее время? Трупов ведь хоть пруд пруди, да?

Наступила моя очередь согласно кивнуть. Наверно, он этого ждал, и не кивнуть было бы грубо.

— Я так и думал. Вы на взводе. Вам трудно собраться с мыслями. Понимаю. И стыдиться тут нечего. Абсолютно нечего. Выбросите из головы эти глупости. Кыш! Всё, их нет. Единственное, что вам требуется, синьора Капур… Вероника, если позволите… это праздник. Отдохните. Насладитесь солнцем. Извлеките из нафталина свое бикини. Никогда не думали о круизе по Средиземному морю? В сложившейся ситуации подействует весьма благотворно. Морской бриз, веселые матросы. Сами знаете, как это бывает…

Я чувствовала себя, как Спящая Красавица, вернувшаяся к жизни после ста лет сна. После выхода из комы меня преследовало непреодолимое ощущение срочности. Столько времени упущено! Я могу прожить целую жизнь, и пора начинать это делать. Нужно вернуться на работу. А еще мне нужен секс, и я его получу.

В тумбочке я нашла длинное синее платье и серебряные туфельки. Понятия не имею, чьи они, но пришлось их надеть. Я отодвинула занавески возле своей кровати и нос к носу столкнулась с Фьяммой. Она даже вздрогнула от неожиданности. Сестрица только что вернулась из поездки по африканским странам и вся была покусана москитами. Агенты секретной службы перекрыли вход в палату, чем вызвали небольшой переполох. Повсюду стояли квадратного вида люди в темных костюмах и темных же очках.

— Я отсюда ухожу, — заявила я.

— Говорят, ты была на волосок от смерти.

— Ничего подобного, — возразила я. — Я была на волосок от жизни.

Фьямма тут же отправила одного из агентов за костылями, которые вызвали у меня ощущение deja vu. Другой агент сложил в сумку содержимое моей тумбочки. Вещей было немного: мне принадлежали матово-розовая помада под названием «Первый поцелуй», расческа со сломанными зубцами и пучком светлых волос, пара посеревших трусов, бутылка с укрепляющим средством для волос, потемневшее сморщенное яблоко.

Пробившись через кордон секретных агентов, в палату вбежала недовольная сестра Спада.

— Вы не можете уйти. Вас еще не выписали.

— А я ухожу, — только и сказала я и заковыляла навстречу свободе.

В длинном коридоре, ведущем к выходу, мне повстречался человек в пижаме, которого я не видела тысячу лет.

— Синьор Тонтини, — окликнула я его. — Как поживаете?

Увидев меня, мой сосед густо покраснел, схватился за сердце и рухнул на пол. Со всех сторон к нему кинулись врачи и медсестры. Его подняли и уложили на каталку. Вставные челюсти синьора Тонтини выскочили и продолжали клацать зубами в руках у санитарки. По дороге в реанимацию двое докторов делали ему массаж сердца. Послали за родственниками и за священником.

Бедный синьор Тонтини. На протяжении многих лет злость съедала его изнутри. Кажется, на сей раз она добилась успеха.

Как странно было снова оказаться в этом мире! Солнце слепило глаза и так пекло, что обжигало мои голые плечи с силой паяльной лампы. Небо было как никогда голубое. Машин стало гораздо больше, улицы казались более оживленными, чем раньше, а дома более внушительными. Я выглядывала из окна лимузина, чувствуя себя туристкой, и радовалась тому, что жива.

Фьямма высадила меня возле моего дома и умчалась в Министерство на ежедневное совещание у премьер-министра. На коврике перед входной дверью меня дожидалось несколько писем, что само по себе странно, ведь я никогда не получала никакой почты. В тот день я не заметила красочную открытку, подсунутую под коврик, и нашла ее гораздо позже.