John Irving - Семейная жизнь весом в 158 фунтов

– Ты никогда не говорила об этом, – сказал я.

Мне очень не понравились все эти разговоры о силовых приемах и что кто-то кому-то обязан. Это было серьезное упущение – не знать. Я полагал, Эдит рассказывает мне все, что важно знать любовникам.

– Да, не говорила, – призналась она. Судя по ее тону, и не собиралась.

– А тебе не кажется, что хорошо бы мне знать?

– Есть множество вещей, о которых не стоит говорить, – сказала она, – и, думаю, это правильно. Северин уверен, что женам и любовницам надо рассказывать все, но ведь ты так не считаешь, почему же я должна говорить?

– Все важные вещи я рассказываю.

– Правда?

– Эдит…

– Спроси Утч, – сказала Эдит.

– Утч? – переспросил я. – Откуда ей знать?

– Северин все рассказывает, – сказала Эдит.

– Я люблю тебя.

– Не волнуйся, – сказала она. – Что бы ни случилось, все утрясется.

Я хотел услышать вовсе не это. Она, похоже, примирилась с чем-то, а с чем – я не понимал.

– Спокойной ночи, – сказал я. Она повесила трубку.

Я попытался разбудить Утч, но она лежала в постели, как тяжелая, округлая, плотная дыня. Мне даже захотелось укусить ее. Я покрывал ее поцелуями, но она лишь улыбалась в ответ. Силовые приемы? Еще один борцовский термин. Мне не нравилось, когда так говорят о любовных отношениях.

Утром я спросил у Утч, что такого знает Эдит о Северине или он думает, что она знает.

– Если Эдит захочет, – сказала Утч, – она сама тебе расскажет.

– Но ведь тебе что-то известно. Я тоже хочу знать.

– Ну и что? – сказала Утч. – Северин так захотел; если бы ему хотелось, чтобы знал ты, он бы рассказал тебе. А если бы Эдит хотела, она сама бы рассказала.

– Но если бы она не хотела, то и не сказала бы, что я могу обо всем спросить у тебя.

– Нет, это невозможно, – сказала Утч. – Я пообещала Северину, не говорить. Постарайся узнать в интерпретации Эдит.

Она отодвинулась от меня. Я знал эту ее позу – коленки подтянуты, локти спрятаны, волосы скрывают лицо.

– Смотри, – сказала она; я знал, что сейчас произойдет, – мы с тобой живем по твоим правилам. Ведь именно ты сказал: «Если ты с кем-то встречаешься, я ничего не хочу об этом знать. Если я с кем-то встречаюсь, тебе не нужно знать». Так?

– Так, – сказал я, прильнув лицом к ее волосам. – И, кажется, я знаю, что все годы у тебя никого не было, верно? – сказал я.

– Не спрашивай, – сказала она. Она блефовала. Я был в этом уверен. – А я, кажется, знаю: у тебя их было несколько, – добавила она.

– Верно, – сказал я.

– Я не спрашиваю.

– Да, ну а я спрашиваю, Утч.

– Ты меняешь правила, – сказала она. – Я думаю, о таких изменениях ты должен оповещать хоть немного заранее.

Она придвинулась ко мне и положила мою руку себе между ног. (Самое важное правило – бери, когда тебе предлагают.)

Там у нее было уже влажно; она начала тереться об мою руку.

– О ком из нас ты сейчас думаешь? – спросил я ее. Не было ли это жестоко?

Но она сказала:

– Обо всех вас, – и засмеялась. – О двоих, троих, четверых одновременно.

Она быстро взяла в рот, сдавив коленями мои уши. На вкус Утч напоминала мускатный орех, ваниль, авокадо; зубами она действовала очень осторожно. Интересно, только со мной Эдит теряла контроль в такой позе? Неужели Северин и вправду говорил ей: «Вы оба хорошо устроились. У вас идеальный роман, и вы ни в чем не виноваты, а мне и Утч предоставляете возможность лишь развлекать друг друга. Нам не очень-то приятно чувствовать себя лишними, согласна?»

Как он мог говорить так об Утч? Утч, которая вкуснее жареной телятины, вкуснее подливки для жаркого; рот ее достаточно велик, чтобы вместить любые иллюзии.

Я спросил ее:

– Тебе кажется, что тобой манипулируют? Как раз это, наверное, чувствует и Северин? Но ведь я знаю, что до Северина у тебя не было других любовников, правда?

Она сильнее прижалась ко мне.

– Я никогда не спрашивала тебя про Салли Фротш, – сказала она, – хотя раньше ты никогда так внезапно не менял своего отношения к приходящим няням.

Она говорила отрывисто, поскольку рот ее был занят. Я был поражен ее информированностью.

– А эта Гретхен или как там ее звали? Вольнослушательница по какому-то там предмету?

Я не верил своим ушам.

– А эта бедненькая разведенная миссис Стюарт? Я никогда не думала, что ты так здорово чинишь обогреватели.

Она аккуратно взяла всего меня в рот и не отпускала.

Знала ли она о других? Не то чтобы их было очень много, и уж конечно, все это было несерьезно. Я не мог вспомнить, когда бы подозревал ее в любовной интрижке; никогда ни к кому я не ревновал ее. Но кто может дать гарантии? По крайней мере, я знал, что у Эдит до меня ничего не было. Я хотел освободить рот Утч, чтобы поговорить, но она сжала мои уши еще сильнее. Наверное, этот жест означал: «Лучше спроси Эдит еще раз». Я пытался сопротивляться, но ритм ее движений был слишком интенсивен. А Северин? Конечно, этот моральный абсолютист без промедления потащит Утч на маты.