John Irving - Семейная жизнь весом в 158 фунтов

Капитан Кудашвили жил, конечно, в советской зоне, в четвертом районе. К счастью для Утч, он оказался идеалистом. Раньше ему не приходилось видеть послевоенный детский приют. Утч не приходилось видеть Вену. День, когда капитан Кудашвили шел с ней по Аргентиниерштрассе (приют находился рядом с Зюдбанхоф), был первым за долгое время днем, который она провела вне коровника или казармы. Я думаю, что если ты пару дней провел в корове, то тебе приятно находиться где угодно, лишь бы не в ней. А дома вдоль Аргентиниерштрассе напоминали ей своими орнаментами книги, сворованные ее мамой.

Свидетельство о рождении Утч Кудашвили прикрепил к лацкану ее пальто. Он повязал ей шарф, снятый с мертвого солдата, четырежды обернув ей шею, и все равно шарф болтался чуть ли не до земли. Когда они пришли в приют, Утч догадалась, что ей предстоит здесь остаться. Кудашвили, конечно, предупредил ее об этом, но тогда она еще не понимала по-русски.

Приютская толпа демонстрировала отсутствие целого поколения: изобиловали старики, желавшие сдать детей; поколение родителей (потерянное поколение) погибло во время войны. Только один Кудашвили представлял поколение родителей; все глазели на него. Одна старая женщина подошла к нему и плюнула прямо на грудь, но это из-за советской формы. Другая бабуля в это время пыталась избавиться от пятерых или шестерых детей. Служитель приюта держал одного, другой вязал двоих, но все равно двое или трое все время висели на бабке. Только ей удавалось пробраться к двери – кто-то из детей настигал ее. Все внуки орали, но Утч поразили вовсе не орущие дети. Поразили те, кого уже оставили. Они не плакали, они даже не двигались. Они были немы и безучастны, и Утч казалось, что никакого другого выражения на их лицах никогда не будет.

Кудашвили уже собирался подписывать что-то, но Утч схватила его за руку. Она не отпускала его, кусала и пыталась опутать своим длинным шарфом. Кудашвили не протестовал – возможно, ему никогда не нравилась сама идея детских приютов. Он поднял девочку и унес оттуда. Даже сегодня она утверждает, что, покидая приют, она кричала всем: « Auf Wiedersehen !» [2]

Пока они шли обратно по Аргентиниерштрассе в четвертый район, Кудашвили отколол ее свидетельство о рождении и положил в бумажник среди собственных документов. На его груди промеж медалей плевок старухи сиял как яичный белок. Кудашвили почистился носовым платком. Потом снял одну из медалей и приколол Утч на лацкан пальто. Эта медаль за боевые заслуги хранится у нее до сих пор: как мне говорили, капитан Кудашвили отличился, героически защищая великий город Киев, столицу Украины. Но, возможно, это был лишь знак отличия.

Итак, Утч вернулась обратно в четвертый район со своим покровителем, капитаном Кудашвили, и целых десять лет, пока войска союзников стояли в оккупированной Вене, она прожила в квартире с капитаном, а также со взятой по случаю экономкой, нянькой и прачкой по имени Дрекса Нефф. В отличие от большинства жителей Вены, фрау Нефф было наплевать на русских, но капитан Кудашвили ей нравился. Эта старая язвительная женщина, брошенная мужем перед войной, приобрела известность тем, что за двадцать шиллингов в неделю оказывала одному юноше, слишком хилому, чтобы стать солдатом, некоторые дополнительные услуги, когда он заходил за бельем своей матери.

Дрекса Нефф ругала Утч, насмехалась над ней, но и заботилась при этом. Кудашвили на всякий случай сам водил каждое утро Утч в школу, а Дрекса Нефф забирала и отводила домой. Когда дети в школе начали болтать лишнее, Дрекса Нефф научила отвечать им: «Капитан Кудашвили – человек высокоморальный, хоть и русский, и уж получше многих ваших так называемых отцов». Утч, конечно, никогда такое не произнесла.

Именно Дрекса Нефф подготовила Утч к тому, чтобы стать русской. Дрекса считала, что учеба в школе – потеря времени для Утч.

«Можно подумать, там тебя научат, как жить в России теперь, – говорила она, ведя девочку из школы, – ведь именно туда он и заберет тебя, Leiebchen , если только не оставит здесь, но ты должна знать, что герр Кудашвили человек высокоморальный и не оставит тебя где ни попади».

Так что Утч стала присматриваться к своему опекуну и учиться русскому языку, так же как и игре под названием телефон. Она научилась никуда не уходить, не позвонив по 06-036-27… Тогда не было прямой связи – Утч должна была назвать номер оператору. Она выучила наизусть: «Null sechs, null sechsunddreizig, siebenundzwanzig». Это был рабочий телефон капитана Кудашвили; она никогда не знала, где находится эта работа, и он никогда не отвечал на звонок сам. Она звонила, а потом ждала ответа – в квартире или в прачечной, где в облаках пара стирала и болтала Дрекса Нефф.