Юрий Власов - Стужа

Я — командир роты капитан Булатов, но согласно приказа я уже не командир роты, комбат. А вы больше не уголовное отребье, а бойцы. Нас не интересует ваше прошлое. Дезертиры вы, растратчики, воры или насильники — плевать! От старшины — оружейного мастера — вы получили оружие, а с ним — звание воина. Дорожите этой последней возможностью искупить свою вину. А теперь зарубите на носу: не сметь ни на шаг отлучаться из мест расположения взводов. Оправдания не будут приняты во внимание. Пуля на месте!

Запомните, я здесь закон и высшая власть. Больше никаких трибуналов! Рука на предателей и трусов у меня тяжелая. И ослушание — тоже пуля на месте. Я никогда не повторяю приказ дважды. — Капитан похлопал по кобуре. Придавил сапогом сучок и повернулся к офицерам. — Говори, замполит!

Там, среди офицеров, капитан возвышался на целую голову. Глеб прикинул: он, пожалуй, одного роста с капитаном, разве капитан чуть сутулится. Ну а в плечах редко кто шире и крепче его, Глеба.

— Товарищи воины! — произнес старший лейтенант в белом ладном полушубке и влез на пень. — Вас триста двадцать два, и все триста двадцать два — уже не презренные преступники, не заключенные, а солдаты доблестной Красной Армии.

Он расстегнул полушубок поверху, до ремня. Портупея не мешала — ее не было. Блеснул рядок орденов.

Глеба заворожили его ордена и нашивки ранений.

— …Родина-мать благородно предоставляет вам почетную возможность искупления вины и позора…

— Получай звание воина — и подыхай, — шепнул Резниченко бывшему офицеру. Тот стоял в первой шеренге и, поерзывая, хмуро слушал.

— Заткнись! — прошептал Глеб, улыбаясь тяжести автомата и запасных дисков. Сколько дней и ночей он мечтал об этом — получить оружие.

— Гад! — огрызнулся Резниченко. — Дай срок, подохнешь!

— Не ты ли, гнида, пособить собрался? — спросил кто-то из задней шеренги.

Резниченко повел глазом, но смолчал, лишь опустил голову — недобрый, крутой наклон.

— …Здесь никто не посмеет рыться в вашем прошлом и попрекать. Будьте только честны перед Родиной. Будьте солдатами!

Капитан бесстрастно разглядывал бывших заключенных. Несколько раз его взгляд задерживался на Глебе, и Глеб смущенно смотрел в нетоптаную листву на грязи перед собой.

— …После ранения на поле боя судимость автоматически снимается. Вас отправят в регулярную часть — может быть, и под боевые гвардейские знамена. И вы получите право не упоминать в личном деле о судимости и сможете позабыть о своем прошлом. Кровь, страдания, мужество сотрут вину!

Замполит, несмотря на свое звание, казался значительно старше капитана. В нем угадывались учитель или партийный работник районного уровня. Нечто общее, свойственное им, располагающее присутствовало в его лице.

— …Товарищи, бейте фашистскую нечисть! Уничтожайте гитлеровских выродков в их собственной берлоге! Да здравствует Родина! Слава великому Сталину! Не пощадим наших жизней за Родину и вождя!

Бывшие заключенные неуверенно прокричали «ура».

— Эй, верзила, ко мне! — громко, звеняще окликнул кого-то капитан.

Глеб любовно рассматривал свой ППШ. «Номер — ЛE-518, — думал он. — А в училище у карабина был номер Г-72364…»

— Что за расхлябанность?! Живо ко мне, рядовой!

— Тебя, — подтолкнул Глеба Светлов.

Глеб оторопело вышел на положенных два шага из строя.

— Фамилия, разгильдяй?

— Рядовой Чистов!

— Чтобы в последний раз ушами хлопал, — по-прежнему громко сказал капитан. — Назначаю ординарцем. Марш за мной!

Он пошел вдоль строя, строго внушая:

— Жалобами на несправедливый приговор трибунала ко мне и офицерам не приставать! И писать никуда не советую! А водку, ребята, придержать до боя!

И одновременно приказывал офицерам:

— Разбейте всю партию по взводам. С правого фланга по восемьдесят человек. Минометный взвод все равно только на бумаге. Приступай, Рожнов!

Глеб блаженствовал в полушубке. Как же он намерзся за эти дни! Околевал от стужи, а прикрыться нечем. И еще все гонят от себя…

Капитан остановился:

— Людей сейчас же накормить горячим обедом. Не ограничивать — кормить от пуза. Я велел Пыжову жратвы не жалеть. В подвалах — прорва концентратов и сухарей. Сухари раздать! Пусть берут, сколько унесут. И отдыхать! И чтоб ни шагу из расположения! Управитесь — доложить! Буду у себя. — И крикнул Глебу: — Может, няньку тебе?! Что варежку разинул?! Не отставать! Ординарец — значит, как иголка за ниткой. Тьфу! Наоборот, мать твою!