Весь класс прыснул смехом. И только курсовой староста сидел с таким видом, будто и в самом деле был хитрым мужичком, распродавшим «Христов камень».
— У моего деда хранился кусочек этого камня с той поры, — как-то вдруг беззащитно, по-ребячьи заулыбался преподаватель. — И я хорошо помню: когда кто-нибудь у нас в семье сляжет, так дед достает кусочек камня, крошечку отламывает, перемалывает в ступе, разбавляет с водой — и дает, пей!..
В сердце Агани словно две петельки переплелись: её ведь почти также лечили! В лет пять с малярией она лежала, при смерти, говорят, была. Помнилось: бабушка бросает в кипящую воду пригоршню земли и кажется, будто это сама её землистая рука расслаивается, отрывает от себя часть. Земляным отваром поили маленькую Аганю, и она за неделю встала на ноги.
— Второй камень, упавший в лес, — указывал Андрей Николаевич, словно тот можно было увидеть, — люди тоже сумели найти. И если бы о метеорите не прослышал городской учитель Барышников, быть бы и этому камню съеденным! Но Барышников переслал камень в Петербургский Лесной институт, — и свершилось научное открытие! В осколке метеорита впервые в мире — подчеркиваю, впервые! — был обнаружен алмаз космического происхождения. Количественное содержание алмаза в нём оказалось очень высоким: более одного процента. Разновидность подробных метеоритов стали называть уреилитами. По названию деревни, которая скушала, может быть, лучшую часть первого уреилита. Когда я стал учиться в институте, то понял: чтобы постичь камень, минерал, нужно в своем роде его разгрызть: глазами, сознанием. Надо сжиться с ним, понять его биографию…
Бобков резко перекидывал тело с ноги на ногу, будто приноравливался к прыжку. Руки его с цепкими пальцами постоянно сминали воздух, словно бы лепили невидимый жесткий ком, как бы сбивали маленький земной шарик.
Камешков, как выяснялось, будто орешков, требуется нащелкать воз и маленькую тележку: разновидностей минералов насчитывалось более трех тысяч, и каждый имел множество подвидов и классов! Но как говорил немецкий поэт Гете: «В мире минералов самым ценным является самое простое». Алмаз, что в переводе означает — неодолимый!
В глазах Агани все еще стояли небесные огненные полосы. Минералог в них и сам казался твердым и неодолимым.
Она выходила из класса и чудодейственным заклинанием, дальним эхом в ней продолжали звучать непонятные слова: «октаэдр», «ромбододекаэдр», «силуэтные формы»… Никогда ничего интереснее Аганя не слышала: не было ничего удивительнее в ее жизни!
— Какой-то током ударенный! — засмеялся кто-то. — С три короба нагородил!
— Зато интересно, — раздался иной голос. — С познавательной точки зрения.
— Интересно-то, интересно, — продолжал первый не то с осуждением, не то с восхищением. — Только вот зачем нам всё это надо? Я и на молибден ходил, и на олово — зачем там всё это?!
— Я три года в окопах, — процедил третий. — А он каким-то фрицем тычет.
Она знала, что поэт Гете жил давно, в старинные века, а все же в душе слово «немецкий» вылезло задоринкой, откликнулось словом «война». А курсисты в основном были намного старше ее, войной битые.
Староста кивал, будто «жалобы» поступали лично ему.
— Враг народа, — подвел он черту.
Следующего урока по минералогии Аганя ждала, как чуда. Но вместо Андрея Николаевича — теперь она уже знала его имя и отчество, — пришел другой учитель. Аганя едва дождалась конца лекции.
— По требованию актива. — Насупил брови староста курсов на её вопрос.
Она понимала, что «актив» — это староста, комсорг и парторг — среди курсантов были и коммунисты. Но как ей не понравилось такое слово — ой как не понравилось!.. Аганя сорвалась с места, вновь догнала старосту.
— Старшим товарищам виднее, — бросил он коротко и сурово.
Прежде, когда она слышала подобные слова, то была согласна. Руководству, конечно, виднее. Но сейчас они придавили, будто тяжела плита. Будто и она повинна в этом «требовании актива».
Близких подруг у неё никогда не было. По выходным это чувствовалось. Она любила ходить в городской сад, стрелять в тире из «воздушки». Переломила винтовку, заложила пульку, прицелилась — пык! — и кукушка из окошка выглянула, закуковала. Пык — и завертелась мельница, пык — и мимо… Призы брало часто, но на радостях, в азарте «простреливала» всё да последнего!
На этот раз всё уходило в молоко. Мысли не клеелись, душа ни к чему не лежала. Она погуляла по горсаду: люди взлетали на качелях, девчонки нарочито взвизгивали, а парни пуще поддавали жару. Мелькали лица с расширенными радостно глазами на карусели. По разлинованной площадке катались дети на машинках с педалями. Всё было хорошо, но ей представлялось, что где-то сейчас человек со светящимися хрусталиками в глазах убит горем. Виделся он просто: перед бинолякуляром своим, всё сидит, и застилает бельмастое горе глаза ему!
Читать дальше