— Значит, собираем консилиум? — Чебрюнаса тоже мучила неуверенность, может быть, даже чувство вины, но теперь он был облачен в доспехи главврача и не собирался представать в беззащитной наготе перед своим обвинителем. — Какой состав предлагаешь?
— Иду к патологоанатомам.
— Что, не веришь? Сам же орал, что опухоль.
— Я теперь во всем сомневаюсь.
— Напрасно, Винцас. Хотя случай, я согласен, особый и неприятный…
Чебрюнас все больше дивился Наримантасу — не пытается ни выкручиваться, ни обвинять, хотя мог бы, — и внутреннее напряжение главврача начало спадать; незлой был человек, недаром больные к нему, как мухи на мед, летели.
— Послушай, Винцас. Что ты дурака валяешь? Тебе же нечего бояться. Если и ляпнул я что-то, прости, браток, погорячился. Подумай, разве имел ты право рубить сплеча? Поджелудочная — не аппендикс. Никто бы на твоем месте, поверь!.. Знаменитый Бернард и тот предварительно запасается подписями, ха-ха!
— Да я, Йонас, и не боюсь…
— Так что же ты, скажи, что? — Чуть ли не со стоном ухватил Чебрюнас за лацкан той самой рукой, которая удержала в решающий момент. — Биопсия есть, мы свидетели. Ситуация изменилась лишь после основательного гистологического исследования. Вот теперь и будем принимать меры. Ты ведь, кажется, уже принимал? — Чебрюнас хитро подмигнул. — Что кололи ему вместо витаминов, а, признайся? Прекрасно! Между нами говоря, — взгляд Чебрюнаса скользнул вниз, покопался в ящике стола и вернулся, стыдливо помаргивая, — служебные дела товарища Казюкенаса не того… Ему бы здорово шею намылили за самовольное строительство, если бы не болезнь… Слыхал что-нибудь?
— Не думал я, Йонас, что так по-свински!.. Ты и я… оба… Так по-свински! — Наримантасу показалось, что Чебрюнас высказал его тайную мысль; она еще не родилась, еще только скреблась где-то, но уже отравляла кровь и выплыла бы, когда приперли обстоятельства. — Только чтобы выглядеть чистенькими перед начальством, так, да?
Говорили двое, отчетливо, громко, словно давали показания в суде, где он, Наримантас, был подсудимым:
— Чего Наримантас взбеленился, не понимаю! Предложил ему рюмку — чуть в глаза не выплеснул. Скоро люди будут помещаться на земле, только стоя на одной ножке, как аисты. Больных миллионы! За каждого сам под нож не ляжешь. Не отмучаешься! Не умрешь! Прости, Рекус, что правду-матку режу Мы-то знаем, неосторожно полоснул — и каюк!
— Позвольте и мне слово вставить, доктор Жардас Вы никогда не испытывали желания влезть в шкуру оперируемого? Побыть на его месте?
— Я не псих! По-моему, это Наримантас распсиховался. Наболтал Чебрюнасу невесть чего! Хорошо, что Йонас — парень с головой. Так-то. А насчет вашего вопроса… Достаточно своя шкура тешется, чтобы в чужую лезть, которая еще больше зудит!
— Смотрю я на вас, коллега, и думаю: кто вы такой, доктор Жардас?
— Ха-ха-ха! «Кто вы такой, доктор Зорге?» Кино было. Я, сдается мне, хирург, и пожалуй, довольно сносный. Дайте мне операционную доктора Бернарда, его инструментарий, медикаменты и обслуживающий персонал, так, может, и я кое-что… по правде-то, об этом не мечтаю, просто к разговору нашему… Мне ладно и как есть! Попотеешь, помашешь нашими косами, потом разгружаешься… Нет ничего лучше, братец Рекус, чем гудящий пивной бар! А утром — следующий на стол! Как, папаша, не боязно? Потерпи и сможешь жениться!
— Я не сомневаюсь, что вы хороший хирург, но…
— Жаль, что ты не любитель пивной пены, Рекус. Сводил бы я тебя в один бар… Буфетчице в прошлом году грыжу вправил — вход со двора, как начальнику продторга!
— Благодарю за честь, но разве этого достаточно? И нам, и другим, так называемым интеллигентам? Где просто человек, доверяющий нам самое дорогое, что у него есть, — свою надежду? Выздороветь — значит не только на ноги встать, но и воскреснуть! Да, да! А нас все чаще интересует не сам больной, а занимаемый им пост, его должность, гонорары, звания, шикарная квартира, еще лучше — собственный домик, не помешают выгодные знакомства, связи… Не кажется ли вам, доктор Жардас, что это страшнее, чем фантастическое столпотворение одноногих жителей Земли, которое вы предсказываете?
— Дорогой Рекус, ты вот читаешь, сам пописываешь — для хирурга это гибель. Живи, как все, не дури себе голову, с ума сойдешь! Этого еще не хватало, чтобы мы самих себя начали бояться… Мы, хирурги!
— Не себя, Жардас, равнодушия, отупелости. Когда не остается места чувству, блекнут и долг, и ответственность.
Читать дальше