Миколас Слуцкис - На исходе дня

— Послушай, Влада, ты знаешь, что такое бином Ньютона?

— Бинокль Ньютона?

— Если бы понадобилась новая богородица, рекомендовал бы тебя…

— Еле-еле тяну на своем заочном… Когда целую смену ворочаешь туши…

Она не стыдилась своей работы, хотя долго не хотела говорить, где вкалывает, словно чувствуя, что деятельность ее мне не понравится.

— Терпеть не могу твоей мясной лавки! Свиные головы в корытах, печенка, копыта… Почему не устроилась в парфюмерию?

— Там требуются красотки. К тому же…

— Смелее, смелее! Философского минимума не сдала бы, а социологию, вижу, раскусила.

— К тому же… люблю рубить мясо, когда у мясника нашего запой. Заведующая говорит, здорово получается.

— Не знал, что разделка туш — тоже искусство!

Влада пожимает плечами. Мы на чердаке, где я отгородил уголок под студию. Задубевшие кисточки, мешанина красок и сухой голубиный помет. Неподалеку белеют латаные простыни Жаленисов. Голубей они гонят, чердачное окно стеклят, а я его снова выбиваю…

— Красиво, Ригас! Будешь известным художником! — Глаза Влады прилипают к моему «Морю», как будто найдет она в нем то, чего не находит в моих руках, когда не переплетены они с ее руками. «Море» пылится, унылое и бездушное, как простыня. Кто заставил меня тащить Владу сюда, куда не ступала чужая нога? Скорее всего предполагал, что виртуозка по разделке туш ляпнет бессмыслицу, которая окончательно отобьет у меня охоту к безнадежной мазне. «Море» было фикцией — не люблю я его, ни спокойного, отражающего небеса, ни вздыбленного волнами. Начинал с воодушевлением, терпения, выдержки хватило ненадолго, обманывал себя, и все… Хорошо у моря тем, кто катит отдыхать в собственном авто, живет в прекрасной вилле, лопает за покрытым скатертью столом! Да, они искренне любят море, почему бы и нет? Совсем другое оно, когда целый час толчешься в очереди за разбухшей сосиской или если бесконечно идет дождь, а ты свернулся на чердаке, как гусеница! Подле твоей раскладушки развешана одежда, сквозь дощатую стенку слышно, как один за другим плетутся в туалет соседи… Уборной — вот чем отдает ваше хваленое море, а не парусами, йодом и рыбой! Безнадежен мой протест, если «Море» нравится Владе. Срываю полотно, швыряю его в угол, наслаждаясь ужасом, которым полны глаза Влады, понимающей, что такое утрата… Продавщица-виртуоз! И как это осмелился я связаться с ней? Кому вручил вожжи своей судьбы? Хватит, довольно! Отворачиваю — и снова в свободном полете. В свободном?..

Если бы не обстоятельства, если б не надо Было уладить кое-что, силой бы меня сюда не загнать! Ревет поток машин, в горле першит от пыли и бензинового смрада. Не сверкают витринами магазины — нет здесь витрин, засиженный мухами гастрономчик местного значения да пивная цистерна, пустая, как подбитый в сражении танк. Не видать и кафе, куда можно было бы завернуть словно в гавань, приятельски кивнув швейцару — салют, амиго! И тут же перед тобой распахивается осаждаемая, но непреодолимая для толпы пижонов дверь. Амиго — реэмигрант из Аргентины или Бразилии. Дурак!.. Оставил пальмы, золотые пляжи Рио, грудастых мулаток, чтобы подобострастно кланяться какому-то белобрысому поросенку? Скажи, амиго, правда ли, что там не улыбки — молнии кидают сладострастные шоколадные девочки? «Рио. Рио, Рио, звезд огоньки — с тобою вечно, Мария, я и прелестный Рио!..» Не хватит ли издеваться над собой? Какая-то девка, какая-то там Влада… Из-за нее приплелся на задрипанный проспект, потею в магазине с пыльными оконцами… Толкаются женщины, волокут набитые сумки, а мамаш, в свою очередь, тянут за юбки хнычущие детишки… Готов голову прозакладывать: ни одна на «Волге» не подкатила!

— Девятнадцать часов пять минут! Читать умеешь? — Нежное личико продавщицы черствеет, как у милиционера, задержавшего нарушителя: над не слишком белой наколкой загорается нимб: «с 11 до 19».

— Я из Рио-де-Жанейро, мисс! Может, соблаговолите продать «Экстру»?

— Для иностранцев исключения не делаем!

Блат, всюду нужен блат, а то железное «от — до». Шиш у нее за свои кровные получишь, если ты не ее почитатель или не знакомый шурина ее двоюродной сестры. Что я сеньор из Рио, не поверила, а ведь сунула типу с боксерскими ручищами бутылку, завернутую, словно это мороженая утка… Вылез бы я важно из «мерседеса», наконец, из скромного «мильмана» или крохотной «симки»! Если хорошенько подумать, сгодились бы и «Жигули», 2103 за сертификаты. Существует же по ту сторону Атлантики дядя — если его не сожрали крокодилы! Мог бы и папаша наскрести на «Жигуленка» — каждый божий день по пять часов возле операционного стола вкалывает! — только и заикнуться не смей, разинет пасть, как крокодил: «Не ворую и взяток не беру!»