— Давай поговорим без церемоний, Зигмас. Как мужчина с мужчиной. Хочешь повидать отца?
— Прекрасная мысль, поздравляю! Почему бы ему не полюбоваться на горб сыночка? Ведь по его милости… — Молодой Казюкенас скрипнул зубами.
— Что, Зигмас, по его милости?
— Скажем, корректурная ошибка!
— Так зачем же ходишь? — Наримантас мрачнеет все еще дерзит юнец, хотя несколько раз хрустнул как деревце, которое гнут дугой, и он злится на себя размяк, чуть было не разрушил с таким трудом возведенную вокруг больного стену.
— Жду.
— Чего?
— Разве сюда запрещается ходить? Не бойтесь, не подожгу вашу больницу… С удовольствием бы устроил фейерверк, да в тюрьму садиться неохота.
— Лежачего не бьют, Зигмас. Это не по-джентльменски.
— Говорите, доктор, яснее! — Профиль у Зигмаса острый, как лезвие бритвы.
— Твой отец тяжело болен.
— Не верю! Не верю! Великий человек и вас, доктор, обманул… Обвел вокруг пальца! О, это он умеет, когда ему выгодно. Лечит геморрой, приобретенный стпротирания мягких кресел? Объелся икрой, угрями, красной рыбой?
— Не понимаю тебя, Зигмас.
— Я и сам себя не понимаю! — Не в чертах лица и не в жестах, скорее в неуловимом внутреннем свечении проглядывает его сходство с сестрой; не хватает ее Наримантасу, измученному сценой в приемном покое и этим тягостным разговором, а более того — мучительным ощущением обиды, не своей, чужой, но непосредственно его касающейся, как касается его теперь вся жизнь, говоря словами горбуна, «великого человека», похожая и непохожая на его собственную, отозвавшаяся там, где он и слабого эха не ожидал. — Ненавижу его, ненавижу… Как горб!
Зигмас вдруг отпрянул в сторону и быстро за шагал прочь; горб поднимается и опускается в такт шагам и не сулит мира, даже перемирия, как все сегодня как просьба Казюкенаса поговорить с Зубовайте как позорное поведение Касте в приемном покое.
— Ну и что доктор?
— Какой еще доктор?
— Показывал пальчик папаше? — Шарунас отдирал зубами железную пробку с бутылки пива, в маленьких воробьиных глазках беззлобная насмешка.
— Ха! Для меня он не доктор.
— А ведь ничего старик, — прозвучало уважение, наличие которого я и не предполагал у перемазанного сажей железного человечка.
— А твой где? — Я ни разу не видел его отца.
— Путешествует. Сено собакам косит… То ли в Казахстане, то ли в Киргизии… Пальчик не болит?
Кто его знает, болит или нет. Ранка запеклась, под коркой иногда покалывали иглы, аж в плече отдавалось Я бы, пожалуй, смотался в больницу к отцу, если бы не сотенная Казюкенене. А вдруг она отправилась туда своим солдатским шагом и потребовала от Наримантаса невесть чего? А сотня разлетелась — по десяткам, по пятеркам, только запах клубники раздражает обоняние.
— Монет тебе не жалеет. Правда, ничего старик. Закладывает?
Ну с тобой-то пить не станет, а грыжу нахалтуришь — вправит!
— У тебя, парень, где грыжа? В мозгах?
Шарунас допил пиво и расхохотался, снова равнодушный ко всему, что не машина, не детали, не инструменты.
Ей-богу, не выношу этого городского захолустья! Трясешься в набитом автобусе, как собака, шаришь взглядом по сторонам — никакой радости! Не сверкают на длиннющей улице, гордо именуемой проспектом, алюминий и стекло, тротуары разворочены, после вчерашнего дождя стоят лужи. Серые, объеденные козами склоны холмов, заводы и склады, постройки первых послевоенных лет — вот и вся красота, следует еще упомянуть о густом потоке автомобилей да стае ворон над почерневшими чахнущими соснами. Отвернувшись от рыгающего пивом, перемазанного известью маляра, попадаю в сферу ароматов потеющей поварихи еще мгновение, и задохнусь, не успев по примеру одного известного немецкого поэта воскликнуть «Больше воздуха!» Стараюсь не дышать, а в голове...
— Влада, сто световых лет!
— Думаешь, поверю, что рад?
— Чертовски! Где, в какой норе прячешься? Весь город исколесил, пока нашел.
— Хоть разок и тебе… Не врешь?
— Все олл райт, девонька? Как там? Не раздалась в талии?
На круглое лицо набегает облачко — дурацкая подозрительность, и ничего более!
— Бесстыдник… Еще смеется! Я некрасивая, глупая, но не толстая.
— Ура! Предлагаю отпраздновать встречу, но, увы, мои финансы…
— Есть о чем! Поддала вчера ногой на улице бумажку — смотрю… Кому ни совала, не берут…
— Доллары?
— Рубли.
— Пропьем и рубли! Кафе, ресторан?
— Нет, Ригас. Давай уж лучше в пивной бар, а? Люблю смотреть на твой мокрый нос…
Читать дальше