Сьюзен Сассман - На диете

– Барбара, а кто-нибудь может готовить за вас ужин?

– Вряд ли. Дети сидят за уроками, а муж приходит поздно, если вообще приходит. – Я едва сдержала сардоническую усмешку. Представляю себе Фрэнклина, мчащегося домой на всех парах, чтобы повязать фартук. – У меня была кухарка, но сейчас она в Гватемале. Отправилась проведать мать.

– Попробуйте съедать половину своего ужина, прежде чем готовить для семьи. Скажем, пюре из помидоров...

– Пюре? Да я быка могла бы съесть!

Наша руководительница упорно не желала выбрасывать белый флаг. Терпения ей было не занимать, а на все наши неразрешимые вопросы, казалось, у нее припасен ответ.

– Тогда съедайте весь ужин, если это самое тяжелое время. А за семейным столом ограничьтесь чаем.

– Спасибо, попытаюсь.

К чему огорчать отзывчивую женщину? Ведь она искренне пытается помочь мне, из кожи вон лезет. Незачем распространяться, что сама додумалась до этой уловки и даже успела ее опробовать. И что толку? Сметала два ужина подряд – сперва свой, а потом еще и общий.

Ладно, хватит на этом зацикливаться. Это временная трудность. Вернется София, и я забуду дорогу на кухню. Вот только Фрэнклин, похоже, не в восторге от такой перспективы. Уже бормотал, что надо-де “поберечь наши денежки”, хотя бы до окончания кампании. Под “нашими денежками” подразумевались, собственно, мои. Ясно ведь, расходы на свое избирательное безумие он не урежет и под дулом автомата. Я давно оплачивала кипы счетов из “Сокровищницы вкуса”, “Пальчики оближешь” и “Корзинки с завтраком” за всю орду его имиджмейкеров – ланчи, обеды, ужины.

Политику, “скроенному для руководства”, не годится самолично заказывать пиццу. Фрэнклин очень убедительно мне это растолковал. А еще он вбил мне в голову, будто мой долг – на свои кровные кормить всю его банду. Однажды я осмелилась осторожно поинтересоваться, не слишком ли он роскошествует. Решительный отпор последовал незамедлительно – Фрэнклин попросту вывез из дому всю отчетность, которую я для него вела, и запрятал в недоступных недрах своего офиса.

Между тем руководительница втолковывала завороженно кивавшей группе:

– “Система здорового питания” – настоящий подарок для женщин, не встречающих понимания со стороны домашних. Нам не нужно что-то выбирать или решать. Не нужно даже готовить. О нас уже позаботились, остается только съесть.

– Все будет прекрасно, если я решусь взорвать кухню, – ввернула я, вызвав оживление и смех.

Кэтлин, до сей поры отстраненно перебиравшая бахрому своей шали, вскинула голову и с удвоенной энергией затеребила длинные шелковистые нити.

– Вот это самое я как-то раз сказала своей матери. Пыталась пошутить. И тут ее понесло. Я, мол, полное ничтожество! Никудышная хозяйка, законченная эгоистка! Только о себе и думаю! И все тыкала мне в морду мою сестру. Замужнюю сестру! Худую замужнюю сестру, которая живет в Нью-Джерси, трудится полный рабочий день и при всем том успевает парить, жарить и запекать изысканную жратву.

Ироничные восклицания вроде “Во дает!” и “Здорово!” прервали горячую исповедь Кэтлин.

– Понятия не имею, каким чудом мать ухитрилась разузнать все это. Сестра ведь не пишет и не звонит, пока ей что-нибудь не понадобится. Мне же мать ежедневно трезвонит домой и на работу, требуя подвезти в магазин или в гости, к врачу, в парикмахерскую.

Она по-детски беспомощно закусила губу. Слипшиеся от слез ресницы задрожали. Руководительница спросила с тихим участием:

– И что, подвозите?

– А то нет! – Кэтлин зло улыбнулась сквозь слезы, поджала губы и с напором прогнусавила: – “Не забывай, у тебя всего одна мать! Вот помру, сразу раскаешься, что была такой черствой!”

– Точно как моя! – с горечью воскликнула Линда. – На стенку лезет от ревности, стоит мне сделать хотя бы мелочь для кого-нибудь, кроме нее, любимой.

Кэтлин энергично закивала и поведала, как еще в юности устроилась помогать в дом престарелых. Мать закатила ей жуткий скандал. Орала, что у мерзавки-дочери находится время для кого угодно, только не для родной матери, которая ее растила, себя не жалела. Когда же Кэтлин навещает и обслуживает ее, мать взахлеб расписывает, какое сокровище ее сестра.

– Как по-вашему, сможете вы ее когда-нибудь ублажить? – поинтересовалась наша наставница.

– Смеетесь? Не в этой жизни.

– Ну и?..

Уставившись на свой ноготь, будто ничего важнее на свете не было, Кэтлин в угрюмом молчании соскребала с него лак. Потом коротко всхлипнула – раз, другой, – и я сочувственно обхватила ее за плечи.