Вадим Калинин - Килограмм взрывчатки и вагон кокаина

В это время девушки вкололи друг другу по четыре куба грязного вещества и к утру скончались обе.

«Юра, — сказал я ему поутру, — я вижу тенденцию, а когда я вижу тенденцию, я чувствую себя как волкодав, идущий по следу». «Здесь нет тенденции, — возразил Юра, — здесь только твоя паранойя». — «А у тебя прыщ на носу. Давай проверим, — я определился с нашим местонахождением, — здесь неподалеку живет мой преподаватель по практической этике. Попытаемся к нему зайти?» Мы стояли возле преподавательского подъезда. «Ну что? — задал я вопрос, — зайдем в гости, порешаем этических уравнений?». — «Пойдем лучше по домам, дома кофе и телевизор», — с выражением произнес Юра.

Утром, глядя на некролог, в котором говорилось о гибели от инфаркта Преподавателя Практической Этики, мы с Юрой курили свои сладкие папиросы. «Теперь мы легко можем убрать кого нам вздумается, вплоть до президента, надо только знать его точный адрес», — высказывал я свои соображения. «В конце концов, всякий дар должен быть оплачен, — Юра задумался. — Попытаемся заработать себе на мороженое». — «Ты сможешь достать заказы?» — я всегда был непрактичным человеком. «Это несложно. Больше всего меня забавляет, что милиция всегда будет на один адрес позади нас. Это апория, достойная Зенона,» — тяга Юры к апориям имела нездоровый привкус.

Через неделю мы заработали свою первую тысячу долларов. Сидели в кабаке, смеялись. «У тебя нет ощущения, что мы на необитаемом острове?» — осведомился я. «Стабильное! Мне хочется скакать голым по заведению и орать похабные песни», — Юра улыбался.

Мы стояли возле Юриного подъезда. В рюкзаке у меня за спиной было двадцать бутылок шампанского. «Пойдем ко мне, — предложил Юра, — купаться в шампанском». — «Пойдем лучше ко мне трахаться, — ответил я. — Должно же это когда-нибудь произойти, раз мы уже попали на остров».

В эту ночь со мной что-то случилось. Я был как машина. Ритм моих фрикций напоминал ритм поршней парохода во время гонки по Миссисипи. Юра выл и стонал, радовался и плакал. Через несколько дней он умер в больнице в результате разрыва прямой кишки.

С коктейлем в правой руке и папиросой в левой я упал за его столик. Упал в кресло, не промахнулся. В стакане его были глыбы льда, они таяли, и он думал, что пьет виски.

«Какое лицо, интеллигентное да простое, — подумал я. — Он мне видимо необходим, скажем даже, непонятно, как я раньше без него обходился. — Я растер папиросу. — По крайней мере, надо что-нибудь предпринять. — Я нагло пялился на его голые руки. — Только как? Он же такой тонкий и сильный, он знает себе цену, вдруг он мне скажет „дурак“ или „пошел вон“, что тогда станет с моей гордостью, с моим самоуважением? Вдруг я его ударю за это? Нет, нельзя, не могу, лучше уйти, вернуться домой, лечь спать и с утра выпить кофе.»

— Может быть, шампанского выпьем? — задал он логичный вопрос.

— Выпьем.

— Меня зовут Игнат, а тебя Вадим, мне на тебя показывали пальцем.

— Это они зря.

— Тебя не смущает перспектива накачаться шампанским в обществе малознакомого мужчины?

— Мне все равно, я алкоголик. — Я налил шампанское в его виски и свой ром.

— По твоему лицу не скажешь.

— А что по нему скажешь?

— Скажешь, что ты красив и интеллигентен.

— Давай еще, приятно.

— Можно сказать, что ты неглуп.

— Особенно если сильно приглядеться.

— Еще можно сказать, что ты сегодня не брился.

— А у тебя дерьмовый одеколон.

— Когда же все это кончится? — Игнат чуть не плакал.

— Ты хочешь сразу?

— Прямо сейчас.

— И прямо здесь. Полезли под стол.

— Зачем?

— Что нам мешает заняться любовью под столом?

Мы залезли под столик в кафе и попытались там спариться. Все засмеялись, подошел вышибала и выкинул нас на улицу, как шелудивых щенков. Я встал, отряхнулся и пошел восвояси, домой, пить кофе. Он, Игнат, бежал за мной, увещевал, просил хотя бы обернуться. Говорил: «У нас все будет, я богат и знатен, у меня дом и стол, у меня никогда не было такого, а все другое гораздо хуже». «Отстань, — сказал я ему, — пошел бы ты в какую-нибудь другую жопу. Я не возьму тебя к себе домой, ты не во вкусе моей жены, и мне нечем будет кормить тебя утром, посмотри на себя, ты же в два раза меня выше, значит, и жрешь в два раза больше. Уходи, зануда, и прекрати меня преследовать.» Он заплакал и пошел восвояси. Если этим утром он не утопился в Москве-реке, он сволочь и лжец. В конце концов, мне гораздо больше понравился вышибала.