Михаил Сергеев - Последний мужчина

— Увы, увы, — шепот стал громче. — Есть неисполнимые желания. Попробуй другое.

— Я не знаю… и не хочу. Любой, окажись на моём месте, не знал бы, что можно с тобой обсуждать. Даже слушать себя мне страшно. Что уж говорить о тебе.

— Может, я знаю то, чего не знаешь ты? — вкрадчивый голос уже только слегка походил на шепот.

— Наверное, так и есть. Если хочешь сказать мне об этом, говори и уходи, — чувствуя свою беспомощность, прошептал Сергей.

— Помнишь того смертника, приговорённого?

— Конечно.

— Он ведь убил стольких людей, но умер не в первый раз, когда такое случилось. А лишь на седьмой или на девятый, уже и не припомню, — с сожалением произнесла она. — Как думаешь, отчего я не забираю таких сразу?

— Не знаю, — всё ещё растерянно, не готовый к диалогу с такой собеседницей, выдавил Сергей.

— Значит, убить человека — не самое страшное. А если так, раз ему отпущено время для прощения, смерть не положена. Да не каждый воспользуется им.

— Что же ему положено? И что может быть страшнее убийства?

— Приучились же убийства связывать со мной! — в голосе послышалось возмущение. — Как говорится в одном фильме — «вжик… и ты на небесах». — Впрочем, далеко не все. Мне же приятнее, когда прихожу к естественной кончине. Никаких тебе неожиданностей. Ковыляю, так сказать, вдоль очереди. Некоторым помогаю продвинуться вперёд, хе-хе. А другие сами просят, хватают и хватают. Раз чуть косу не вырвали. Да ты и сам видел.

— Ничего я не видел!

— Да? Ну так всё впереди… Ведь ковыляю-то не одна. Целый хвост бесов… даже вперёд выскакивают. Оттого человек и видит их перед самой смертью. Тьфу, передо мной. Закон природы, — она вздохнула, — увидеть тех, кто ждёт тебя там. — Голос на мгновение умолк. — Не все выдерживают, между прочим. Так что случайная смерть в некотором роде терпимее, — она снова вздохнула.

— А что, — изо всех сил стараясь подавить страх, спросил Сергей, — те ждут всех? И только они?

— Всех. Не одни, конечно. Но надежды мало. Ведь там можно надеяться только на остывшую жизнь, убитую вами. А холод — помощник в сохранения тела, а не души. — Она замолчала.

— Да вы никак переживаете? — чуть погодя с удивлением выдавил Сергей.

— Приятного мало. Сказала же: холодно. Костра не развести.

— Вам-то что? Знаете заранее, видели миллионы раз…

— Да одинакового раза-то не было. Привыкнуть не могу. Вы ведь ещё те твари, каждый по-своему. А гоготать, как эти… что идут со мной, не способны. Жаль мне вас. Все знаете, извещены, а валите в одну сторону. Скопом, гуртом, будто слепые.

— В какую одну?

— Сытости, сытости, тёпленький мой. А пресыщаясь, требуете ещё. Али не так?

— Что ж плохого?

— Так ведь отнято у кого-то, рвёте зубами у других. Поди, и сам замечал — вроде двое одинаково симпатичны, слова правильные, а зубы разные. У одного клыкастее. Ясно же. Дом побольше оттого, что кто-то спит в сарае… Закон неотменим! Сколько ни убеждай себя, будто трудом праведным… эх-хе-хе…

— Многие заработали!

— Ну, ну. Я-то считала, что с мозгами. Всерьёз так думаешь?

— Если честно, нет.

— Тогда не ошиблась. Успокоил.

— Но можно и понять — просто… условия жизни… все стараются сделать их лучше. И я хочу, чтобы дети мои не голодали, не жили в бараках. И остальные так. Что плохого?

— Да ведь и так не голодают. И живут в тепле, — раздражённо среагировал голос. — Нет, вы хотите, чтоб ели слаще, чем чужие, а имели больше, чем соседские! Да и многое ещё не помешало бы, правда ведь? Хе-хе, — опять ухмыльнулась она.

— Убивать, что ли, лучше? — возмутился Сергей, на секунду забыв о ситуации. Но тут же поправился. — Что ж плохого, если всё лучше и лучше?

— Процесс-то бесконечен. Порочна цель, а значит, и действия. Построить царство изобилия. Безудержного потребления. Убивающего. Хороша же цель рождения! И все доисторические потрясения мира, вселенские катастрофы и шесть дней творения ради неё? Вот это появляющееся из матери существо — чтобы обожраться?! Тогда бы всех ко мне и сразу. Ан нет! Значит, для другого изваяли вас. Н-да… А вот на них, безудержных, те , хвостатые, потирают руки до крови. Ждут не дождутся. Так что бывает и убивать — лучше.

— Нормально. Приехали. И какая же причина заблуждений?

— Одинакова для всех — зависть. Да, да. Та самая подруга ненависти и троюродная сестра… не помню кого. Насмотришься на вас — совсем память отшибает. Видишь что-то лучшее, чем есть у тебя, хочешь большего, а потом узнаёшь, что другие давно ушли вперед, и по новой, по новой. До бесконечности. Не три, а шесть пар обуви, потом пятнадцать. Разумность отодвинута желанием. Душа — телом. И на всё это растрачивается время, такое необходимое для воспоминаний.