Михаил Витковский - Б.Р. (Барбара Радзивилл из Явожно-Щаковой)

Я сломя голову несся к нашему дому, пусть к половине, но все равно к дому. Под зарядившим не на шутку дождем. По пути я задержался у «нашей» тумбы объявлений. С бешенством содрал с нее промокшие плакаты, приглашавшие на встречу в столовке. И тогда я вспомнил о кофе, который получил в подарок. Наши, Саша, предложения кредитов покрывала громадная афиша «БОГДАН СМОЛЕНЬ». На лоб ему кто-то прилепил объявление: «Польский союз пенсионеров и инвалидов приглашает на прием по случаю Дня печеной картошки, играет оркестр “Польша-Вирек”». На это наклеено приглашение на «Курс искусства жизни: мантра методом Гуру-джи». Демонстрация объединена с презентацией магического средства для чистки ковров. Этот Гуру бородатый и с золотой цепочкой, как будто он наш валютчик или какой-то альфонс.

Я сорвал все это, потому что у меня в тумбе были заранее проверчены дырки. Легко тумбу наклонил и влез вовнутрь. Никто не знал, что у меня там схрон. Когда-то давно я проделал два отверстия для глаз так, чтобы видеть наш дом и улицу. С какого-то времени я стал заглядываться и на твои, Саша, окна. Как ты ночами по девкам бегал! Я даже курил там, в середке. Об этом схроне я случайно узнал от Фелюся, у которого в коммунистические времена были проблемы с жильем, вот и водил он в эту тумбу девиц. А один раз они там так бурно вели себя, что тумба завалилась на бок, а с нею и они. А я встал внутри и смотрел на наши окна сквозь стену дождя. С такой отстраненностью смотрел, будто я с другой планеты! Вижу, Саша, как у тебя на чердаке зажегся свет. Погас. Кто-то прошел под зонтом, съежившись. И такие вдруг рыдания сотрясли меня, что я завыл в этой трубе. Рыдания стекали по мне, как дождь, смывая все наше подлое время, все смывая. Снова у тебя зажглось, а ты ходил без рубашки по чердаку. Ты весь разделся. Шел дождь. А я стоял и мял в руках полученную на презентации пачку кофе, мял нервно, мял до тех пор, пока она не лопнула, не взорвалась, не выстрелила.

Я тихо проскользнул в дом. Напердели мне в комнате, как скунсы, и с такими вот приходится спать! Я засыпал, не спуская глаз с образа, но в эту ночь Она мне не явилась. А накануне была и велела совершить паломничество. Ну и как после этого не верить?

Как не верить?! Если происходит такое — сейчас расскажу что. Еду я в этот самый Лихень в слякоть, в непогоду, в дождь, дворники у «малюха» работают что есть сил, тащусь по каким-то полям, лесам, тяжелая метеорологическая пизденция, метеоро-хорроро, видимость, блин, ноль целых ноль десятых, но тут-то и начинается вся история, так что слушай, Саша. Бррр, еду! Мурлычу себе песенку под нос, потому что по радио в это время идут только новости для тружеников полей о покупке скота или азбука Морзе для моряков, мол, ожидается волнение на Балтике. Что у нас чуждые силы не отобрали, то море заберет: придет с приливом, со штормом и лишит нас клочка земли да пары киосков с картошкой фри и мороженым. Покрутишь колесико, поймаешь другую станцию — там разговоры о пагубном влиянии алкоголя. Святой Христофор с посохом весело болтается, подвешенный на цепочке к зеркалу заднего вида, там же талисман, из Германии привезенный, — Том из комиксов про Тома и Джерри. В конце концов нашел я какую-то набожную станцию, подходящую к ситуации. Там — ничего, только молятся, в перерыве рекламы нержавеющих четок и свечек. Еду и думаю, что, может, оно еще как-нибудь утрясется, а тут вижу — слишком много думал, слишком мало смотрел на дорогу, потому что заблудился. Как говаривала старая моя учительница польского, за окном разлилось «настроение тревожного ожидания». Тем не менее я еду вперед (а что еще остается делать?), но уже какой-то пришибленный, какой-то никакой, ни два, ни полтора, ни Богу свечка, ни черту кочерга, хоть, может, свечка как раз и пригодилась бы, потому как страшно сделалось, чертом запахло. А ведь как все могло быть хорошо, а вот на тебе. Я всегда себе трудности нахожу. Ведь были же, причем на нашей тумбе, объявления про экскурсии в Лихень, автобус люкс, туалет, видео, ночевка в Доме паломника «Ковчег», и все сопровождается показом тефлоновых сковородок нового поколения и фильтров для воды. И еще кофе дают. Но все это вдруг слишком запахло для меня «Ануккой™». А к Пречистой эта посуда имеет мало отношения.

И тут ко мне под колеса внезапно влетает косуля, а поскольку человек я до мозга костей добрый, то резко торможу, чтобы животинку не раздавить, визг шин, автомобиль заносит, и я в кювете, полном гнилой воды. Косуля, блин! Ну, как говорится, к Варварину дню зима дорогу заварит, вот и заварила, так что нечего к животинке с претензией, самый бы раз к моей практически тезке, к святой Варваре, парнишку с письмом послать, с жалобой: дескать, что же это она так дорогу-то заварила? С грехом пополам вылез я из машины, прикинул ущерб. Боже ж ты мой! Бедная косулечка! Лежит там у кювета, не шевелится, подсвеченная двумя полосами света противотуманных фар. Четыре ноги торчком — вверх, и широко открытые глаза остекленевшие вперила в меня, не моргает. Вытаращилась. Боже мой! Одеревенела, словно чучело магазинное, копытца вверх, глаза широко открыты. Фары моего «малюха» прорезали ночную тьму, словно два лазерных луча, и уперлись прямо в набитое опилками чучело косули. Косуля-то ненастоящая! Глаза — стекляшки. И к тому же на все это начинает торжественно падать снег. Кружась. Колыхаясь и вращаясь. И падает этой косуле прямо на открытый стеклянный глаз. На зрачок. А еще на нос, а потом и на всю сцену величественно опускается снежный занавес.