Вячеслав Кабанов - Всё тот же сон

Каплан принёс пирожные. Вот в этом-то и было дело! Ведь я пирожных никогда ещё в жизни не ел. И навсегда запомнил радость внезапного ночного праздника. Потом я долго всё от мамы добивался:

— А вот когда настанет коммунизм и будет всё бесплатно… Так что же, все и кинутся расхватывать пирожные?

Как видите, в коммунистическую веру я был обращён с малолетства, зато такие слова как крёстный, Пасха, свячёный кулич — я узнавал исключительно во дворе и очень смутно догадывался о смысле этих слов и их назначении. Но речь, конечно, не об этом. Просто странно мне было, что у моих сверстников бывали какие-то крёстные , и все говорили о Пасхе , когда приближалось Первое мая.

Каплана я увидел в эту ночь впервые, он был старый друг обширного нашего семейства, и все его любили. Он был свой , такой же, как и наши родственные дядьки. Он был черкес по имени Каплан-Гирей. Не думаю, что эта дружба возникла в геленджикских черкесских краях, потому что Каплан был истинный горожанин и жил давным-давно в Москве.

В мамином старом альбоме есть небольшая фотография несомненного горца: в черкесской круглой бараньей шапке (её у них причерноморские казаки переняли и стали называть кубанкой ), он смотрит прямо перед собой бесстрашными чёрными глазами, а на обратной стороне карточки размашистая надпись: «На память славной Ире от Магомета». Тут нет сомнений: это мамино кавказское знакомство. А вот Каплан-Гирей был подлинный москвич.

Он выделялся даже на московском фоне всегдашней элегантностью. Костюмы его были светлы, седая голова только молодила сухощавое лицо, а глаза — тёмные, но не бесстрашные, а умные и всегда по-доброму усмешливые.

Каплан служил в каком-то ведомстве по какой-то хозяйственно-финансовой, кажется, части. Наш мудрый дядя Коля Ифантопуло, первейший друг Каплана, почитал его умнейшим средь людей.

— Ты знаешь, — сказал мне как-то дядя Коля, — ведь Каплан за месяц предсказал начало войны. Причём не по разным там политическим заявлениям или событиям в Европе, а только лишь анализируя курсы валют!

Каплан, видимо, прилично зарабатывал и был при этом вечный холостяк. Где именно и как он жил, я не знаю, но было известно, что устройством быта Каплан никогда себя не обременял. По субботам ходил он, как водится, в баню. Напарившись и намывшись, облачал себя в новенькое, только что купленное бельё, а старое, приобретённое неделей раньше, заворачивал в газетку и, не привлекая ничьего внимания, тихонько загонял под лавку. Проделав эту процедуру, Каплан, весь свежий, благоухающий, лёгкий и ничем не обременённый, шёл не спеша домой или туда, куда ему в тот час хотелось.

Каплан всегда надолго исчезал, внезапно бурно появлялся и снова исчезал. И всё же по счастливому обстоятельству мне удалось Ирку с ним познакомить. Был день рождения дяди Володи. А дома у нас — то ли Борька болел, то ли что-то ещё, но только мама не смогла пойти поздравить брата. Пошёл я, и взял с собою Ирку.

Со времени легализации нашего союза за ней тянулся шлейф неодобрений, но всё же надо было как-то притираться, вот мы на родственный день рождения и пришли. Из родни в тот раз больше никого не оказалось, но был — на удивление — Каплан. Вот тут я их и познакомил.

По той ли причине, что Каплан не мог не нравиться, а может, просто всё надоело, но только Ирка, выпив поздравительную рюмку водки, вдруг ощутила себя среди трёх мужчин (пока что и меня считая) и шлейф недоверия легко отодрала и кинула себе под ноги.

Каплан прищурился и стал слегка ухаживать путём пододвигания Ирине закусок и наливания рюмки, а дядя Володя как-то вдруг повеселел и сверкнул очами. Ирка тут же сказала, как ей приятно видеть настоящих мужчин, а не каких-нибудь тридцатилетних сопляков, и представление началось. Я это видел уже как почтеннейшая публика.

Последовали тосты в честь юной дамы, принимаемые ею с благодарностью, на кончике которой повисал непрямо высказанный вопрос: а что вы можете ещё? На что способны?

Это был со стороны Ирки фальстарт. Она ещё не знала, с кем имеет дело. А тут сошлись мастера. Фальстарт был благосклонно незамечен: плыви, плыви, мол, золотая рыбка…

Каплан сидел напротив Ирки, а дядя Володя сбоку во главе стола. Комплименты, остроты, подначки летали над столом в нарастающем темпе, перемежаясь тостами, и когда Каплан, сделав тост, подносил рюмку ко рту, вдруг на минуту отрывал её от губ и делал умопомрачительное прибавление к законченному, казалось бы, тосту, а Ирка рюмочку уже махнула, дядя Володя стремительно ей рюмку наполнял, чтоб не лишить её возможности выпить снова до дна за вторую часть каплановова тоста.