— Так точно.
— Здесь есть простынь — вся в крови. И пятнах. Но ведь это могла быть и менструация.
— Это девственная кровь. Часто случающаяся при потере девственной плевы.
— Она могла случайно забыть вам сообщить, что у нее менструация?
— Она этого не сделала. Цикл у нее начался через две недели. И я боялся, что после прошедшего он может не начаться.
— Он мог начаться — от потрясения раньше…
— Я смотрю, вы знакомы с женской физиологией.
— По роду службы, по роду службы. — Он опять полуулыбнулся. В этой его полуулыбке что-то было. — Я смотрю, вы знакомы тоже!.. Я просто предлагаю вам варианты, которые вы по нежеланию, то ли еще почему могли пропустить. Итак?
— Зачем ей нужно было извиваться и кричать от боли — тогда?
— Чтобы убедить вас, что она — девушка. Чтобы вы женились на ней и ваш папа-гинеколог (он подчеркнул это) дал свое согласие.
— Маразм, — ответил неуверенно я. — Я знаю и уверен, что она была девушкой, а девятого мая ее изнасиловали.
— Ну, не будем спешить, не будем спешить. Так и быть, поделюсь: я вам скажу, что меня больше всего смущает в этом деле. Она не производит впечатление жертвы.
— А как должна выглядеть жертва ?
— Я ценю вашу платоновскую способность к диалогу…
— Какую?
— Платоновскую.
— А…
— Она не производит впечатления скромной: своими манерами, одеждой, разговором. Она прекрасно знает, какое впечатление производит на мужчин.
— Это значит, что ее можно насиловать поэтому?
— Нет, что вы, — безразлично, не улыбнувшись, сказал он. — Просто я с трудом нахожу улики преступления.
— Что вы хотите сказать?
— Я не уверен еще, что там было преступление. Она могла спровоцировать и послать неправильно понятые импульсы, намеки обвиняемым. Что она согласна, что она готова… Что не будет сопротивления.
— Какой бред!..
— Какая жизнь! Я вам говорю то, что будет говорить на суде их адвокат.
«Значит, будет суд!» — полууспокоился я.
— Если судбудет, — добавил он. — Глядя на нее, у меня складывается впечатление, что вряд ли бы кто-то мог что-то с ней сделать, помимо ее желания…
Я глубоко задумался. Я глубоко и очень глубоко задумался.
— Вы бы смогли? — Он смотрел, не мигая, прямо в глаза.
Я сначала не понял, потом ответил:
— Я — нет.
— Как же они смогли? И вы с ней — знакомы.
Какая страшная логика. Какой страшный вопрос.
— Она была пьяна, их было двое, один держал…
— Или не держал… Не задумывались: ни одного синяка, ни одной царапины, не поврежденные наружные половые органы, ни одного кровоподтека. Бесследно и чисто. Как?.. Кстати о пьянстве: вы бы поехали с первыми встречными гулять в ресторан в вызывающей мини-юбке, с неизвестной компанией? — Он вздохнул. — Скромная девушка, ставшая только что женщиной, четыре дня назад. Или она в двадцать лет не знает, чем такие гулянки кончаются, что такие поездки значат?!
Я молчал, раздавленный.
— Я допрашивал обслуживающего их официанта: он дал свидетельские показания, что она веселилась, пила, танцевала, курила. Ей нравились их комплименты. У него создалось впечатление, что это одна близкая компания. Она сидела добровольно весь вечер, никто не принуждал. Не делая никаких попыток встать и уйти! И этого же официанта будет допрашивать их дорогой адвокат.
Он резал мое нутро на части. И похоже, получал видимое, явное и странное (для меня) удовольствие. По всему он не был настроен в пользу Литы. И это уже второй. Похоже, она не очаровывала собой следователей. Она очаровывала преступников.
— Что вы хотите сказать, что она поехала добровольно, чтобы ее изнасиловали?
— Вошла во вкус. Разгулялась. Не задумывались, как пять человек разместились в одной машине?
Я вздрогнул.
— Она ехала назад добровольно. И целовалась, сидя на коленях у Виктора Гадова. Смазливый тип. Довольно…
— Это ложь. Они все повязаны! Всё врут.
— В губы. Это показания шофера такси. Таксист будет лгать?!
Я уронил голову, как будто ее срубили.
— Зачем? У меня ушла неделя, чтобы найти этого таксиста. Я потратил ее, но нашел. Мне было очень важно узнать, что произошло на этом расстоянии, в этот промежуток, период передвижения, между Измайловом и Мосфильмом. И я узнал. Я был прав, что это знание даст ответы на вопросы, гудящие в моей голове.
Я качал головой из стороны в сторону. Такого нокаута я не получал в жизни, пожалуй, никогда.
— А вы знаете, почему таксист запомнил их хорошо? Гадов дал ему двадцать рублей на «чай», чтобы он разрешил ей ехать у него на коленях. Обычно таксисты ни за какие деньги не соглашаются, тем более впереди — двое, им это стоит водительских прав.
Читать дальше