Колония маленьких созданий, как мне показалось, – и все розовые, и такие голенькие, какими могут быть новорожденные мышата, глазки еще затянуты пленкой, но уже выпучены. Настоящая армия, подумала я, целое гнездо жирненьких, слепых, беспорядочно ползающих, перекатывающихся и падающих друг с друга мышат, головки величиной с тельце, ножки такие слабенькие, что вообще их не держат. Вот он – целый выводок мышей, подумала я с намеком на миссис Грант, корчится медленно, словно мурашки по коже ползут. И пищат. Пищат, похотливые создания, хотя сами и прокормиться еще не могут.
Что же до меня, то по мне, фигурально выражаясь, мурашки не бегали, это точно, и с моих губ не сорвался визг, который издала бы любая другая ирландская девчонка, поскольку при виде этих маленьких, тыкающихся носом голых созданий я подумала только о том ужасе, который эта куча мышей в постели должна была вызывать у старого господина, а затем представила его крики и звон колокольчиков – и при мысли об этом, а также о том, что через мгновение-другое нащупаю одну из них своей босой ногой, так близко от меня были голенькие мыши, я снова улыбнулась, откинулась назад и снова провалилась в кому, но уже без страха.
… и прикройте ее наготу, Джейке.
… С удовольствием, мисс.
… и согревайте ее, пока не спадет температура.
… Непременно, мисс.
В комнате старого господина потемнело, затем посветлело – розовый туман вокруг меня сгустился, затем исчез, затем постепенно появился снова, а я все глубже погружалась в бессознательность, несмотря на сильные руки, которые меня держали, потом подняли, одернули на мне ночнушку и поднесли к моим побелевшим губам чашку.
… О, смотрите, Джейке. Она опять это сделала.
… По крайней мере, она не понимает, что происходит, мисс.
… По крайней мере, лучше вас за ней никто не сможет ухаживать.
Чем горячее становилось мое тело, тем холоднее была тряпочка на моей голове. Мои уши были забиты скоплениями, которые заложили и мой нос, но сквозь боль в ушах я слышала, как они говорили, и, временами ощущая сырость между верхней губой и кончиком носа, я чувствовала, как его большая рука, словно огромная подушка, поднимала мою голову и удерживала ее в равновесии, пока я, вполне довольная, маленькими глотками пила лекарство из чашки.
… Ну, как она, Джейке?
… Очень теплая, мисс.
… С головы до ног?
… С головы до ног, мисс.
… Знаете, Джейке, вы, быть может, – единственная мать, которая когда-либо у этого бедного ребенка была.
… Может, оно и так. Я и ваша собственная мать также, мисс.
… Но как хорошо, что к нам вернулся отец. Навсегда.
Тем не менее, пока они говорили, мне стало еще хуже. Хоть они и суетились надо мной, прикладывали лед, давали лекарство, кутали меня в одеяла, время от времени взбивали подушки, которые трещали по швам, выпуская пыль и перья в постель старого господина, на которой я тоже вполне могла издать последний вздох, ибо хрипы в моей груди становились все громче и глубже, а жар усиливался. И пока они занимались мною, нянчились со мной, внимательно и молча рассматривали, что происходит с моим бедным, кожа да кости, охваченным лихорадкой телом, я понимала, что улыбаюсь и ничего не боюсь, благодаря, главным образом, маленькой тайне, которая хранилась в ногах моей кровати, несмотря на то, что постоянно, когда только могла, я скидывала с себя покрывала. Даже услышав, как они говорят о миссис Грант, оказывается, утверждавшей, что лихорадка, с которой я слегла, перешла и на маленькую Марту и чуть не убила ее, а ведь я-то хорошо знала, что все было совсем наоборот, я смогла лишь улыбнуться про себя такой несправедливости и дальше страдать от боли в костях. Чем серьезнее становилась болезнь, что я понимала по неприятным хрипам в груди, тем в большей безопасности я была – и не потому, что молча молилась: я уже знала цену молитвам.
Они раздвигали шторы, неподвижно висевшие, как сухая кожа, и задергивали их снова. Они зажигали свечку у моей кровати и гасили ее. Они спорили о том, за кем следует послать: за доктором Таким-то или Другим-то – он, должно быть, лечил Тедди, сообразила я, несмотря на боль и поверхностное дыхание, – но решили довериться мистеру Джейксу и его опыту обращения с больными детьми, включая, конечно, и молодую хозяйку, приобретенному за годы всей его службы. Я кашляла, страшно потела, старалась услышать писк новорожденных мышат, но все заглушал мой кашель и бесконечная болтовня.
… Вы лучше послушайте ее грудь, Джейке. По-моему, она звучит еще хуже.
Читать дальше