Лариса Васильева - Бессонница в аду

А Хан наслаждался счастливой семейной жизнью. Теперь не надо было одному идти на первый этаж, будить Марию, вызывать в коридор. Они вместе просыпались, и если он хотел чего-нибудь, вдвоем шли вниз. Раньше Мария была приверженкой строгого распорядка дня, вставала и ложилась всегда в одно время, не понимала, как можно прогулять ночь, а днем спать, теперь же с радостью составляла Хану компанию, если тому не спалось. Ему нравилось всегда видеть ее около себя, конечно же, и в постели, другие девушки его больше не интересовали, и ей также доставляло несказанное удовольствие чувствовать его рядом, касаться его и самой ощущать его руки на своем теле. Они не обращали никакого внимания ни на обиды покинутого гарема, ни на косые взгляды некоторых обитателей корпуса. Но несмотря на такое блаженное состояние Хан не выпускал из виду своих врагов и вскоре разделался с одним из них. За завтраком Олег Аркадьевич, выпив кофе, спросил:

— Шура, что это сегодня был за кофе? Другой сорт? По-моему, раньше был лучше…

— Да нет, тот же самый… — Шура покосилась на Хана.

Тот невозмутимо продолжал есть, но Олег заметил этот быстрый взгляд, и его бросило в холодный пот.

— Ты… Что ты мне дала?! — сипло спросил он.

— То, что ты заслужил… — ответил вместо Шуры Хан.

— Сволочь! Мерзавец! — Олег бросился на кухню к раковине, на ходу засовывая себе пальцы в рот, надеясь вызвать рвоту.

— Возьмите его, — приказал Хан. — Олег, не порть эксперимент, сейчас уже часть препарата всосалась, а если ты вызовешь рвоту, придется добавлять внутривенно, и как тогда точно определить введенную дозу?

К Олегу Петровичу тут же бросились охранники, они просто схватили его и удерживали, не давая возможности освободить желудок.

— Полчаса подержите, а потом пусть хоть вывернется на изнанку, утренний кофе, выпитый натощак, уже всосется. Уведите.

— Стас, запиши в журнал: Объект № — поставишь порядковый номер, первая доза ЛП-17 принята внутрь добровольно. «Сегодняшнее число. Далее: состояние нервозное, назначены транквилизаторы — феназепам по 5 мг\сут, неулептил, 40 мг\сут и трифтазин по 50 мг.» Введи все сразу, а то больной может сам себя повредить…

— Идиот, ты с кем связался?! С сотрудником органов безопасности!..

Хан отвернулся, равнодушно бросил, не глядя на своего бывшего зама:

— Я зайду к тебе, тогда расскажешь, чьим ты был сотрудником…

После завтрака он в самом деле зашел в изолятор к Олегу Аркадьевичу.

— Хан, ты сволочь, как ты посмел! Введи мне антидот…Тебе это так не пройдет! Ты не в курсе, но у меня здесь особые полномочия.

— Я в курсе, и ты можешь пожаловаться. Сообщи им, что на тебе проводят интересный эксперимент. Кстати, это новая фракция, почти то же самое, что и препарат «Ретро», но действие более мощное, уже через месяц будут заметны сдвиги. В принципе, вторую дозу можно не давать, возрастные признаки будут нарастать в геометрической прогрессии, но можно и ускорить… Так что, сообщай, я дам тебе телефон, скажи, что ты через месяц впадешь в детство. Интересно, как на это прореагирует твое начальство?

— За что?

— Ты посмел тронуть Марию.

— Это не я…

— А кто? Мишаня получил приказ… Скажи, от кого и получишь антидот.

— Я не знаю…

— Знаешь. О чем ты с ним беседовал два дня после моего отъезда? Что же ты молчишь? Не успел придумать? Ты вел свою игру. Но зачем? Что ты выгадывал в случае смерти Марии? Ты испугался за мои деньги? Вот видишь, мне даже не надо слушать тебя. Может, ты еще хочешь кофе?

На Олега жалко было смотреть, он был испуган.

— Шеф, прости меня, — он опустился на колени, пополз к Хану.

— Скажи, кто с тобой заодно?

— Никто, честно, Хан, никто, кто же может знать о твоих деньгах? Никто, я никому ничего не говорил, я боялся, что ты все ей отпишешь. Прости меня, дай антидот, пожалуйста…

— Ты ведь еще поживешь, до старости. Все ведь мечтают умереть от старости, вот у тебя и сбудется народная мечта. А Мария из-за твоей жадности могла умереть сразу… — и Хан ушел.

Олега Аркадьевича выпустили из изолятора через три недели. За такой короткий срок с ним произошли кардинальные изменения: по сути, уже ничто в нем не напоминало того цветущего, уверенного в себе, самодовольного начальника, каким он встретил пленниц в день приезда Марии в Центр. Худой, морщинистый, с трясущимися руками, бродил он по Центру, никого не узнавая, и ничего не помня. На него смотрели с сожалением, ведь он никому особого зла не делал, лишь убил Мишаню — для такого места проступок не большой, к тому же, он заступился за Марию. Так как о причинах своей жестокости Хан никому не говорил, его дьявольская репутация подтвердилась еще раз.