Лариса Васильева - Бессонница в аду

Парни только сейчас заподозрили, что они поют не по тем нотам, и растерянно замолчали, а Хан, не вставая с колен в упор выстрелил в рассказчика, второй с удивлением глянул, как его товарищ падает на землю с дырой во лбу, и ринулся бегом прочь от входа. Третий оказался еще более сообразительным, он из машины не выходил и сейчас рванул с места на скорости, только щебенка брызнула из-под колес. Но Хан уже и сам потерял к ним интерес, повернулся, нашел взглядом Олега:

— Ты приказал?

Тот испуганно замотал головой: «Нет!»

Хан посмотрел на Марию пару минут, а потом упал рядом, и его затрясло, голова запрокинулась, изо рта запенилась слюна. Олег Аркадьевич вздохнул с облегчением: вот же псих, пристрелит и не узнает о моих особых полномочиях, и начал распоряжаться: Хана поручил заботам Павла, Марию сам понес в дом. Ребята — лаборанты уже кинулись за носилками.

Хан пришел в себя только на следующий день. К Марии зашел разок и больше не заглядывал, потому что был очень обижен ее побегом, и потому что смотреть на женщину было страшно — один сплошной багровый кровоподтек, отекшее лицо, а он так переживал из-за нее, что у него опять начались страшные головные боли. Но он по нескольку раз в день подходил к лазарету, узнавал о ее самочувствие. Хан стал по-настоящему злобным, ходил все время с плеткой, разговаривать с ним было опасно.

Олегу не нравилось это взрывоопасное состояние Хана, и он задумывался о том, как выйти из этой ситуации. Никак не мог решить: оставить ли Марию в живых, выздоровеет она, тогда и Хан еще поработает; или прикрыть эту лавочку, добавить Маше кое-что в капельницу, и все, прощай, Маруська, навеки. Чтобы Хан больше не нервничал из-за нее. Но, судя по поведению Хана в эти дни, он этого не перенесет, следовательно, работать больше не будет, а жаль, ведь тогда его, Олега, не похвалят, тогда с него спросят, почему не обеспечил выполнение поставленной задачи — не довел разработку до конца? И он решил, что Мария должна жить. Приставил к ней женщин для круглосуточного дежурства. Хан никаких распоряжений по этому поводу не делал, но инициативу Олега заметил и оценил, спросил:

— Ты распорядился?

Тот скромно кивнул.

— Молодец, спасибо.

Не нравилась Олегу эта привязанность Хана, слишком уж серьезно он настроен, но деваться некуда, сам прозевал, надо было бы раньше подкинуть шефу пару новеньких девчонок.

Леонид Сергеевич покрутился около изолятора, но там все время сидели девушки, и даже не по одной. «Устроили себе здесь клуб», — злился он. Потом он понял, что, либо Мария ничего шефу не сказала, либо Хан не поверил ей, либо мужики память ей начисто отшибли. Мишаня в главном корпусе все не появлялся. Леонид уже знал, что тот работает на аэродроме, но не ехать же туда, чтобы поссориться с охранником и пристрелить его?! Это будет совсем глупо. Время шло, и они с Валентином успокоились, похоже, все сошло с рук. Повезло, что охранники так избили тетку, иначе она, конечно, рассказала бы Хану, почему сбежала. И наверно Хан потерял к ней интерес, он редко заглядывал в изолятор.

— Олег меня беспокоит, боюсь, что у него тут особые полномочия… — размышлял Леонид Сергеевич.

— Так надо ему намекнуть, что мы с вами в состоянии завершить работу без Хана, может он тогда сам разберется с ним? Олегу тоже не сладко с психом работать.

— Это хорошая идея, если бы только быть на сто процентов уверенным, что мы сможем довести дело до конца. Хан пока никому не сказал, какие поправки он решил внести.

— Мы это узнаем тогда, когда все ингредиенты по его заказу будут доставлены и сразу, не дожидаясь успешного завершения эксперимента, можно будет убрать его.

— Не все так просто… Он же не дурак, хитер, собака, наверняка что-нибудь заказал лишнее, для отвода глаз, понимает, что если все станет слишком очевидным, его могут убрать, никому не нужен безумец, даже гениальный…

Мария пролежала две недели под капельницей. Когда она оклемалась, Хан заглянул к ней и сказал:

— У меня есть не только твой адрес, но и адреса всех твоих родственников и подруг. Даже одноклассников и однокурсников, так что хватит бегать. И знай, если сбежишь так, что не найду, тебя заменит твоя сестра или племянница, сколько там ей лет? Кажется, двадцать один? Запомни, ты — моя! — и ушел, не спросив даже о самочувствие.

Все, конец, поняла Мария, и бежать уже нельзя. «Моя» — сказал, значит, это он так добивался меня? Так только в сталинских застенках пытали — ставили к стенке и стреляли мимо, чтобы испытав стресс, человек на все соглашался. Что же, ее доставляли в лабораторию чтобы напугать? Это был самый жестокий спектакль, какой только можно себе представить.