Лариса Васильева - Темные воды

Старуха привыкла к своей маленькой слушательнице, и все больше использовала Сашку на подсобной работе — той еще семи не было, а она уж помогала бабке, ходила с нею в лес и на луг собирать лекарственные растения. Девочка росла сообразительной, шустрой, все легко запоминала и делала быстро.

Знахарка своим посетителям всегда запрещала сразу говорить, с чем они к ней пришли, с какой «болячкой». Сначала она ставила диагноз сама, просто только глядя на больного, потом расспрашивала о недомогании и уж после этого узнавала официальный диагноз, если он был. Так она подстраховывалась от ошибок. Если все совпадало, назначала лечение, если нет — смотрела снова, иной раз заставляла человека придти в другой раз, чтобы взглянуть на него свежим глазом. Боялась она навредить, все делала с молитвой, как говорила, с Божьей помощью. Иногда, тайком от посетителей, звала дочь:

— Лидушка, глянь, шо с ним? Хиба тэбе трудно? А то я никак ни побачу.

И Лидушка иногда соглашалась, заходила, словно невзначай, рассматривала больного и потом тихонько сообщала матери свой диагноз. Она и не практиковала вроде, а способности у нее оставались… Но чаще Лидия отказывала, особенно, если это была клиентка. Мужчин она всегда жалела больше. Сальмиха не спорила:

— Ну шо ж, детка, ни, так ни…

Обычно бабка усаживалась на стул, а клиенту велела стоять перед ней не шевелясь. Она сначала молилась, потом долго всматривалась в человека, пока не начинала видеть, чувствовать его больной орган. Сашка, подражая бабушке, садилась рядом с ней на корточки или маленькую скамеечку и так же шептала молитвы, повторяя за бабкой, и вглядывалась в посетителя. Сначала она видела только то, во что человек одет, и не понимала, откуда бабушка узнает о его заболеваниях, а потом вдруг и сама перестала замечать одежду. Ей было всего лет девять, когда она впервые увидела «болезнь», прямо сквозь одежду разглядела какое-то белесое пятно с красноватым ореолом.

— Что это, баба?

— Болезнь, детка, — не задумываясь ответила Сальмиха, словно поняла, что увидела Сашка. — Вишь, печенка распухла. Ну, цэ я можу вылечить.

Трудно передать словами эти ощущения: вроде бы и одежду не замечает, но и голого тела не видит. Так, скорее чувствует: живое, здоровое — одним цветом, а больные места — другим. Потом уж здоровые органы вообще перестала замечать, видела только больные. Постепенно Сашка научилась определять, что именно не в порядке в организме, запоминала, чем и как это лечить. Сальмиха никогда никому не давала никаких рецептов — из жадности скрывала, чтобы к ней приходили покупать лекарства, готовила сама свои отвары, настойки, мази. Для каждого больного особые, состав всегда чуть-чуть менялся.

— А откуда ты знаешь, сколько чего положить туда? — спрашивала Сашка.

— Так я чую, шо добавлять и скико. Это раньше я и пробовала, и нюхала, и на цвет смотрела, а теперича ужо сразу знаю, чую, кому шо треба.

Она давала и Сашке понюхать или попробовать отвар, но предупреждала, что надо сплевывать, ведь кое от каких настоек можно и помереть.

Бабка не понимала, как это люди таблетками лечатся? Люди разные и болезнь переносят неодинаково, почему же лекарство одно и то же? Каждую хворь, считала она, надо лечить у разных людей по-разному. Кто-то начал лечение сразу, а у кого-то давно болит, и он уж свыкся с этой болью, так ему и лекарство надо другое давать, хотя название у недуга вроде бы одно и то же. И все спорила со своей дочерью — та не хотела признавать народные методы. Но бабка как-то обмолвилась:

— Коли бы Лидушка врачевала, у нее лучше, чем у меня, получалось.

Лидия работала фельдшером при каком-то заводике и, вполне возможно, использовала тайком свои способности, по крайней мере, в городке знали, что Лидия диагноз поставит лучше, чем дипломированные врачи в поликлинике в областном городе. Только женщинам, считали все, лучше вообще ей не показываться, еще сглазит. Вроде и красавица она была, к таким обычно тянутся, но за неприветливость, сумрачный взгляд ее не любили и обращались только в крайнем случае. Так что зря Лидия всю жизнь пыталась отмежеваться от своей матери — старуху реже, чем ее, называли ведьмой или колдуньей, несмотря на согнутую колесом спину и седые, вечно всклокоченные волосы. Как говорится, за что боролись, на то и напоролись…

— А почему Лидия не стала лечить? — спрашивала Сашка.

— Так раньше-то люди знахарей не любили. И хату могли поджечь, и каменюками забросать, вот Лидушка и побоялась, — отвечала бабка.